Лида не понимала, как такое могло случиться, почему не стало их доброй старшей сестры! Именно Любаша придумала называть её Лилькой: "Ты у нас красивая, как лилия, – говорила Люба сестре. – Вот только бегаешь с пацанами! Смотри, вырастет из тебя не "красна девица", а Лилька-разбойник!" И Любаша весело смеялась, сейчас, вспоминая эти слова, Лилька горько плакала.
На похороны собрались друзья и родственники, ближние и дальние, из ближних деревень и даже из Киева и Харькова. Народу было столько, что большая хата не могла всех вместить, поэтому часть гостей разместили у соседей.
Приехал и батюшка, но его отец в хату не пустил.
– В моей хате попов не будет, ишь, чего удумала Екатерина Петровна!
– Демьян, как же так? Ведь отпеть надобно…
– Я сказал нет, чем бог помог моей доченьке? И чем теперь поможет? Дочка наша – комсомолка!
– Так ведь крещёная она, – возразила мать.
– Что было, то было, забудь! Сама, как хочешь, а детей в свою церковь не води!
Из Студёного приехала сестра Екатерины, Прасковья с мужем, а с ними "вредная старуха". Маленькая, казалось совсем высохшая старушка с тёмным морщинистым лицом и тёмными, узловатыми руками, на ней была одета чёрная шаль, отчего она казалась ещё страшнее.
"Всё эта бабка ходит, всем указывает, – думала Лида. – Даже с отцом поругалась, он не разрешил свечи в хате зажечь. Ну и противная, опять что-то бормочет себе под нос".
Лида выскочила из комнаты, где стояла домовина, она нашла во дворе Надю и они пошли подальше от этого страшного места.
Наде старуха тоже не понравилась, она её сильно боялась.
Любу хоронили всем селом, из Глухова приехал духовой оркестр. Когда домовину опускали в землю, плачь людей, разговоры и музыка слились в одну непонятную аморфную массу, все вокруг затопило нестерпимым горем, наступили жуткие минуты пустоты и беспомощности.
Бабушка из Студёного и на погосте не промолчала, её слова врезались в память Лильки на всю жизнь.
– Люди, что вы ревёте? – вдруг спросила она, бросив горсть земли в могилу. – Да Любаша, ушла от нас, но она, быть может, самая счастливая! Любонька не узнает горя, которое предстоит всем узнать! По себе рыдайте, а Любу сам Господь в свои чертоги принял и сбережёт, нечего её оплакивать!
Бабушка всё говорила и говорила, не унималась. К ней подошёл муж тети Параши и отвёл её в сторону:
– Успокойся, мама, народ смотрит! – чтобы её успокоить, вдруг добавил, – это тебе не с пчёлами воевать.
– Что пчёлки? Они, твари божьи, везде летают, всё про всех знают, и мне рассказывают, – ответила она, и голос её стал глухим и тихим.
– Мама, ты сильно разволновалась, пойдём обратно в хату.
– Да, сынок, – бабушка вдруг согласилась. – В храм надо зайти. Люди, люди, мне не верят, но скоро сами всё узнают и месяц ещё не успеет закончиться, вспомните мои слова!
Вся округа была залита солнцем, на небе ни одной тучки! Только чернее тучи были лица людей. Народ стоял вокруг могилы и, как и Лида не понимали, как могло случиться, что молодая, цветущая, красивая девушка так рано закончила жизнь.
После смерти Любы, казалось, и счастье покинуло их хату.
Отец всё время ездил по району. Ваня работал на дальних полях и дома бывал крайне редко. Надя зарыла свою куклу где-то в огороде.
Всё переменилось, и уже даже мама перестала называть свою среднюю неугомонную дочь Лилькой, то Лидой, то Лидушкой, то Лидонькой, то просто доченькой, но не Лилькой.
