Читать онлайн Арну Галопен - Бацилла

Он совершенно неожиданно появился на углу улицы и прошествовал с усталым видом, уткнувши подбородок в грудь, а нос – в огромное черное шерстяное кашне.

Одна женщина едва не столкнулась с ним и, издав пронзительный крик, бросилась бежать, как безумная.

И сейчас же со всех сторон послышалась россыпь беспорядочных возгласов:

– Вот он опять!

– Какой ужас!

– Настоящий монстр!

Гул голосов долго не затихал, многие шедшие ему навстречу повернули назад, большинство инстинктивно отвернулись.

Он замер на несколько секунд, уставившись на окружавших его людей своими желтыми глазами, блестящими и влажными, глубоко вздохнул и медленно прошествовал дальше под гиканье и свист.

Когда он проходил мимо одного развалившегося сарая, кто-то бросил ему вслед кусок штукатурки, который разлетелся у него под ногами облачком белой пыли, и под его прикрытием какой-то мальчишка даже потянул его за пальто.

Человек развернулся и вперился в мальца взглядом, меж тем как тот буквально оцепенел с раскрытым ртом и растопыренными ладошками.

Начала собираться беспорядочно шумящая толпа.

– Если бы мы не подошли, он бы набросился на ребенка, – заявила женщина, грозя в воздухе руками.

– Как пить дать, – поддакнула другая. – Он как раз позавчера погнался за моим младшим, так тот влетел в дом и с ним чуть припадок не случился. У парня, как говорится, «в зобу дыханье сперло».

– А почему его не посадят в психушку?… Посадили же того нищего с авеню Орлеан, помните: с обожженным лицом и двумя красными дырками вместо глаз?

– Да, да, точно… Но он не был таким уродом, как этот. И потом, он никуда не ходил… все время сидел у ворот сиротского приюта… Кто не хотел его видеть, тот шел по другой стороне тротуара… А этот же везде мотается.

– Стало быть, он живет в нашем квартале? – спросил кто-то.

– Да, тут рядом… у сенного рынка. В домишке на углу проезда Тенай.

– Придется от него избавиться, – проворчал старик, пораженный тиком, стукнув при этом тростью по тротуару и подмигнув.

– Комиссар сказал, что ничего не может сделать.

– Ну, знаете, это мы еще посмотрим… да, поглядим… В конце концов, это черт знает что такое… так не может продолжаться…

* *

*

Человек, меж тем, был уже далеко. Его длинный сгорбленный силуэт постепенно растворялся в бледном свете заката, и еще долго после его ухода толпа на тротуаре не рассасывалась, посылая проклятия незнакомцу, чье краткое появление так необычайно взволновало ее.

* *

*

Уже примерно месяц с тех пор, как он обосновался в районе Монруж, человек, при виде которого кричали «ужас!», постоянно выходил из дома только с наступлением темноты, словно какая-нибудь летучая мышь. Он пробирался по пустынным улицам, боязливо обходил дома, стараясь по возможности держаться в тени. Когда его увидели первый раз, он вызвал чувство настороженного любопытства, какую-то плохо объяснимую неловкость, которая бывает при виде чего-то странного, ненормального, пугающего и приводящего в замешательство. Со временем страх уступил место неприязни, а затем и отвращению. Этого человека одновременно боялись и ненавидели, поскольку он смущал покой мирных людей и упорно продолжал жить как все, в то время как им казалось, что он должен был влачить существование на манер прокаженных в Средние века. Еще немного и они потребовали бы от него закрывать голову и лицо и предупреждать о своем приближении трещоткой.

Он стал кем-то вроде врага общества: при его приближении в людях поднималась глухая ярость, и если бы не полицейские, его бы, наверное, линчевали, так велика была всеобщая ненависть к этому человеку, которому, собственно, нечего было предъявить кроме безобразной внешности. Есть некоторые физические уродства, чрезмерно раздражающие людей, поскольку они вначале вызывают у них ужас, а потом неимоверную злость. Это превращается в одержимость, и вместо жалости люди приходят просто в бешенство, потому что современный альтруизм плохо уживается с некоторыми неприятными обстоятельствами и не желает подвергаться слишком суровым испытаниям. Любовь к ближнему считается делом само собой разумеющимся, как и зачастую желание помочь ему или утешить, если только для этого не требуется слишком героических усилий.

* *

*

Было уже совсем темно, когда этот «ужас» вернулся в свое логово, небольшое трехэтажное строение с потрескавшимся фасадом и разъехавшимися ставнями, стоящее почти в конце авеню дю Мен.

Чтобы домишко не обрушился, он был укреплен с левой стороны пораженными червоточиной балками, справа же к нему лепился сарай, в котором виднелись симметрично сложенные охапки соломы и сена. Внутренний дворик соединял сарай с неказистым домом, но с той поры, как появился жилец, там наскоро соорудили своеобразную перегородку из разрозненных полусгнивших досок, держащихся на перекладине из свежей сосны. Два окна, выходящие во двор, были заколочены деревянными досками, а на стене еще виднелись черные следы от ставен.

Домишко принадлежал местному торговцу фуражом. Он стоял некоторое время бесхозным, и владелец уж было решил его снести, когда однажды вдруг явился мужчина лет пятидесяти. Назвавшись доктором, он снял развалюху и даже подписал трехлетний договор аренды.

– Это для одного моего друга… – сказал он. – Ученого, которому нужен покой.

Он прописал в договоре имя Марсьяль Прока, заплатил за год вперед и испарился.

Спустя два дня перед домиком остановилась большая повозка, и грузчики быстро опустили на тротуар разношерстную мебель, тюки, свертки и множество причудливых предметов и инструментов, какими пользуются в лабораториях: пузатые реторты, реторты с узким носиком, в форме колокола, расширяющиеся книзу, колбы с узким горлышком, сферические и яйцевидные, грушевидные сосуды для перегонки, покрытые глиной и сложенные один в другой… Потом появились бесчисленные пробирки, изогнутые и U-образные трубки, чашки, тигли, флаконы, фильтры, эвдиометры и сифоны.

Прохожие, заинтригованные зрелищем, останавливались перед кучей загадочных вещей и настороженно осматривали тьму стеклянных предметов.

Наконец грузчики вытащили из повозки две медные плитки, небольшую железную койку, двустворчатый шкаф, диван, обшитый выцветшим красным бархатом, несколько стульев, часы в футляре, большой дубовый стол, похожий на верстак… и на этом все.

Грузчики ждали, чтобы кто-то пришел показать, куда весь этот скарб расставить, но так как арендатор все не появлялся, они пошли в кабак, наказав одному из местных мальчишек предупредить их, «как только этот тип появится».

Но, по-видимому, «тип», как назвали его грузчики, совершенно не торопился заняться своим новым жилищем, потому что появился только в тот момент, когда начали зажигать фонари.

Хотя был май и царила удушливая жара, он приехал в закрытом фиакре, из тех устаревших экипажей, которые до сих пор встречаются по ночам у вокзалов. На козлах обычно сидят шестидесятилетние красноносые грязные старики. Расплатившись с кучером, «тип» натянул пониже черную фетровую шляпу, закрыл лицо рукой и быстро вошел в дом. Застав эту картину, можно было подумать, будто этого человека внезапно ударили, и он, ошалев от удара, скрылся, чтобы сбежать от невидимого врага.

Грузчикам сообщили, что хозяин пришел, и те появились, ворча, тяжело шагая и пошатываясь.

– Ну, наконец-то! – сказал один.

– Этот тип точно над нами издевается! – ответил второй. – Погоди, сейчас надо будет его стекляшки расставлять, и наверняка осторожно. Но если чего разобьется, его беда. Мы не виноваты будем, ночь на дворе ведь.

Из вестибюля послышался сухой, немного гнусавый голос:

– Друзья, пожалуйста, ничего не разбейте. Я дам хорошие чаевые.

Грузчики переглянулись и оглушительно расхохотались, пихая друг друга локтями.

Главный – высокий мужик с татуированными руками, в красной шапке, ответил с акцентом, выдававшим в нем жителя окраины:

– Спокойно, хозяин. Позаботимся мы о вашей посуде. Раз будут хорошие чаевые, то ладно. Вперед, парни! Начнем с мебели, а потом стеклом займемся.

И аккуратными движениями, чтобы ничего не ударить, мужчины взвалили на плечи скудную мебель, которая вперемешку стояла на улице.

Перенос занял едва ли пятнадцать минут… затем они «набросились» на стеклянную утварь, принявшись за работу с такой дотошностью, что можно было обхохотаться.

Тем временем жилец все не появлялся. Скрывшись в комнате на втором этаже, он каждый раз, когда слышал, что кто-то поднимается по ступенькам, быстро спрашивал:

– Что вы там несете?

– Кровать…

– Хорошо… ее на второй… в комнату слева.

Спустя несколько минут он снова спрашивал:

– А теперь что несете?

– Стеклянные сосуды.

– Это вниз, на первый этаж, в комнату справа.

Иногда его голос раздавался совсем близко, иногда звук был приглушенный, из глубины комнаты или коридора, но грузчики так и не смогли увидеть того, кто говорил с ними… Когда они приближались к тому месту, где должен был находиться этот необычный персонаж, слышался быстрый шорох, какая-то тень мелькала на стене и тут же исчезала за дверью… Один из грузчиков, обутый в холщовые туфли, сумел все же наткнуться на «этого типа», но тот, вздрогнув от удивления, резко повернулся спиной и ушел в угол, немного наклонившись вперед, будто что-то расставляя по местам.

Когда с мебелью и утварью было покончено, все расставлено, хозяин снова спросил:

– А мои микроскопы? Я их не вижу…

– Чего он там говорит? – спросил один из грузчиков.

– Не знаю, – ответил ему приятель. – Кажется, просит свои «мискоскопы».

– Они в сундуке из черного дерева… – сказал невидимый «тип», не выходя из угла, в котором скрывался.

– А, да!.. Понял, что это… Мы вам это поднимем, хозяин… – сказал главный. – Сундук внизу остался, в вестибюле… Извиняемся! Прощения просим! Мы про него забыли…

Тогда раздался звон монет, и арендатор сказал:

– Я положу ваши деньги на камин в комнате справа.

Грузчики быстро подсуетились, но когда пришли на второй этаж, хозяин уже исчез…

Главный пересчитал оплату, довольно цокнул и потом сказал, иронически расшаркиваясь:

– Все на месте… и даже больше… Спасибо, хозяин, и до встречи!.. Нет… Так я сказать не могу, я же вас даже не видел… Но все равно, вы человек хороший… Пошли, ребята! До свидания!

На лестнице раздался топот подбитых ботинок, кто-то громко споткнулся, затем дверь с силой захлопнули.

Арендатор прислушивался несколько минут, не двигаясь, стоя вверху лестницы.

Окончательно убедившись, что грузчики ушли, «тип» очень быстро спустился, опустил задвижку на входной двери, зажег свечу, сел на старый красный диван, стоящий посреди ужасного беспорядка. Он схватился за голову и зарыдал…

Кем был этот несчастный? Откуда он явился? Почему при его приближении все вдруг отводили взгляд?

Значит ли это, что он был человеком ужасным, отвратительным?.. Да… Он был уродлив, невероятно безобразен, такое уродство превосходило все, что только можно себе представить. Не то чтобы его лицо было поражено какой-нибудь волчанкой, изрыто отвратительными язвами или покрыто глубокими рубцами… Кожа была нетронутой и черты лица ровными, с ним не произошло никаких катастроф. Что делало обладателя сего лица отвратительным и безобразным, так это цвет… Кожа была синяя, равномерно синяя, и то был не тот апоплексический синий, похожий на цвет винного осадка, а яркий, заметный, почти чистый синий, где-то между берлинской лазурью и ультрамарином.