– Вот.
– Хорошо, измерьте температуру.
Наступила долгая пауза. Двое мужчин ни на секунду не отрывали взгляд от больного. Затем по знаку доктора Виардо молодой врач посмотрел на термометр.
– Тридцать градусов и четыре десятых, – сказал он.
– Я и не сомневался. Когда Прока очнется, его температура поднимется, может, до 35 или 36 и пару десятых, но никогда не дойдет до 37. Бедняга! Если он придет в себя, от него останется не больше чем тень. Он сможет протянуть год-два, может, три, но так и останется безобразным, и иногда будет страдать от приступов. При малейшем движении, хоть немного резком, при минимальном усилии будут приступы кашля, а от самых простых нагрузок начнется головокружение. Бегать или быстро ходить, не испытывая ужасного удушья с сердцебиением и паникой, он больше не сможет.
– Да-да, начинаю понимать.
– Теперь взгляните на губы. Они темно-синие, как и ноздри, и мочки ушей. Осмотрите руки: обратите внимание на эту деформацию кончиков пальцев. Достаточно ли она ярко выражена? Последняя фаланга опухшая, округлая, как бы расширенная, ногти толстые, широкие, вогнутые.
– Действительно. И как я не заметил этого всего раньше?
– Такие случаи цианоза, мой друг, чрезвычайно редки, и можно извинить молодых врачей за то, что они не знакомы с ними. Как правило, это врожденные патологические состояния, и люди, пораженные ими, умирают в раннем возрасте; очень немногие доживают до тридцати. И напротив, если сужение легочной артерии приобретенное, то есть является следствием какого-то заболевания во взрослом возрасте, как в нашем случае, патология может проявиться в любой момент. Я лечил Прока от острого ревматизма, в то время было поражено сердце, эндартериит легочной артерии привел к сужению сосуда. Я часто говорил ему: «Будьте очень осторожны, друг мой, сердце однажды сыграет с вами злую шутку». К сожалению, я был прав. С тех пор сосуды только еще сильнее сужались. Все эти нынешние проблемы: синий цвет, одышка, апатия, охлаждение – объясняются тем, что отныне у него будет слишком много венозной крови и недостаточно артериальной, слишком много углекислоты и недостаток кислорода. Это будет постоянное удушье.
– Но почему эти проблемы появились лишь сегодня?
– Возможно, они могли бы проявиться вчера или завтра… Наверняка, дело в чувстве, которое спровоцировало кризис… В самом жестоком из чувств…
И профессор Виардо, который, конечно, был в курсе некоторых деталей жизни Прока, медленно кивнул, грустно глядя на больного.
Затем, так как старик уже хотел уходить, молодой врач спросил:
– Что мне нужно делать, профессор?
– Ничего… Дождаться, когда он придет в сознание. И тогда от моего имени пропишите ему отдых, полный покой, телесный и душевный… Ладно! До свидания. Скоро еще загляну.
* *
*
Наконец Прока пришел в себя. И в то же время он ничего не помнил… Он понимал, что с ним что-то произошло, но что?..
Он ошеломленно посмотрел на врача, поцарапал простынь ногтями, и вдруг его налитые кровью глаза остановились на Мэг, за которой горничная, очень хорошо осведомленная о жизни хозяйки, съездила на машине на окраину Пасси. Протяжный вздох вырвался из его рта, он вздрогнул, попытался встать, но грузно упал, скрипя зубами.
Мэг, которая наклонилась было к Прока, тут же выпрямилась, побледнев от ужаса… Взгляд ученого не отрывался от нее, но смотрел он так странно, в глазах сверкала такая ненависть вместе с глубоким отчаянием, что жена тут же сообразила, что случилось… Мужу было все известно!
