Баграмян: От Рядового До Маршала - страница 2
– Вы что-то путаете… Я…
– Ты что за бумаги раздавал? Из Тифлиса приехал?
– Ну да.
– Афиши брал в типографии Кемаля? Дай нам одну.
– Я не знаю про типографию …Уже все.
– Что все?
– Ну, нету больше. Это «Аршин мал алан». Пошли бы вы своей дорогой. У меня дела.
Тот, что повыше, оглянулся по сторонам, подошел поближе.
– О чем этот аршин? Говори толком, нам скоро ехать.
– А вы вообще кто такие? Куда едете?
Теперь заговорил коротышка:
– A мы едем обратно в Батум. Оттуда через Карс домой. Так что это у тебя за литература? Мы люди знающие, – он оглянулся, потом посмотрел на Баграмяна и подмигнул, – близко знаем Гасан бея12. Так что говори, как есть.
– Это который Гасан?
– Слушай, о чем твои бумажки?
– А вы не знаете про «Аршин мал алан», стало быть? Понимаете, я буду Сулейманом, a Аскеру надо прикинуться бедняком, чтобы таким образом проникать в дома, и я ему советую как скрытно…
Маленький усмехнулся։
– Аскеру, говоришь? – и подмигнул высокому, – ну я же сказал наш человек… Сулейман тоже агитирует.
Высокий кивнул и тоже подмигнул Баграмяну.
– Вот мы тоже прикинулись бедняками. Что же ты в дурачка играешь? Мы тебя в раз раскололи. Ну ты давай, купи папирус в помощь для Османского флота. Последние несколько штук остались, а так мы все продали.
Высокий чуть склонился к его уху:
– Скоро здесь будет халифат. Весь Кавказ, весь бакинский район. Не прикидывайся дураком, давай деньги. Даже арабы готовы нам помочь. Все мусульмане Востока скупают папирусы в фонд помощи Османской армии, a ты что деньги зажал? Будьте готовы: на Кавказе скоро будет сплошная Турция. Никакой России, никакой Армении!
У Баграмяна широко открылись глаза.
– Никакой… что ты сказал?
– Ованес!
Сзади подошёл отец Хачатур. Он уже в годах, всю жизнь на тяжёлой работе. Молодость прошла на Гетабекских рудниках, где малярия подточила ему здоровье.
– Ованес, ты закончил? – отец, тяжело дыша, положил руку на плечо сына, настороженно посмотрел на двух незнакомцев. – Нам пора в театр, кто эти люди?
Те смотрят ошарашенно на Хачатура. Tот, который мал ростом, достаёт ему аккурат до подбородка, смотрит на крестик, что висит на шее у отца. Тут раздался гудок поезда. Двое без слов, как по уговору, повернулись и быстрым шагом пошли в сторону своего вагона, резво смешавшись с толпой.
Но гудел другой поезд. В сумерках через станцию ехал состав из Турецкой Армении: пушки, какие-то ящики, танки-самоходы. И два последних вагона с людьми… Они пережили резню: оборванные, побитые, худые, в основном женщины, старики и дети. Когда грохотали последние вагоны, на станции, наряду с жутким шумом, воцарилось и молчание. Это люди на платформе замолчали.
– Господи, – сказал Хачатур и перекрестился, – да что же это такое в Армении происходит.
Каким-то парадоксом судьбы слова «Армении скоро не будет» прозвучали как предзнаменование на фоне этой ужасной картинки из ада. Отец снова положил руку на плечо сына. Ованес смотрел вслед составу, потом на толпу на платформе. Куда же эти двое исчезли? Он вдруг заметил незнакомцев – они протискивались в поезд. Ованес отдёрнул руку отца и побежал в их сторону. Тот, что повыше, заметил его, и оба юркнули в вагон. В полутьме, расталкивая людей на Елизаветпольской станции, Баграмян пробивался к дверям вагона.
– Дайте дорогу, дорогу… Я вас найду! Убийцы, преступники… Папирусы… папирусы, да? Дорогу!
– Не надо, Иван.
Кто-то схватил его за локоть. Баграмян повернулся. Жандарм Пётр Пастрюлин взял за руку и отвёл в сторонку. Отец Хачатур бежал к ним.