Бармен отеля «Ритц» - страница 20

– Невероятная любезность с их стороны.

– Допустим, но с ее помощью вы сможете доказать свою лояльность – мне.

Франк чувствует ловушку. Поставленная задача практически невыполнима: «Ритц» никогда больше не станет прежним, пока его бар заполнен немецкими мундирами. И еще одно: от артистов с их постоянным желанием эпатировать и привлекать к себе внимание можно ждать чего угодно.

– Положитесь на меня, – наконец, соглашается Франк. – Я обсужу это с Гитри при первой же возможности.

– Прекрасно! Я уверена, господин Мейер, мы с вами еще поладим… При условии, конечно, что вы готовы выполнить и мою вторую просьбу.

Ее улыбка не сулит ничего хорошего.

Зюсс ликует, Элмигер замер с легкой тревогой на лице.

– Восстановите раздельные бары: мужской и женский.

Она делает вид, что еще раздумывает.

– Нет! Лучше просто запретить туда доступ дамам. Вот именно! И я хочу, чтобы это было прописано в вашем внутреннем регламенте. Все ясно?

– Да, сударыня.

– А до тех пор ваш бар закрыт.

На лице Вдовы – почти любезный оскал. Франк встает, чтобы уйти, под непроницаемыми взглядами Зюсса и Элмигера.

– Кажется, вы наконец готовы внять голосу рассудка, господин Мейер. Мы встали на путь примирения! Скорей бы здесь поселился маршал Геринг, – продолжает она, обращаясь к Элмигеру. – Его присутствие восстановит некоторый порядок в рядах посетителей. Кстати, Ганс, все ли готово? Работы по установке ванны будут завершены в срок?

– В пятницу, сударыня. И завтра доставят мебель из Версальского замка.

– Прекрасно. Проверьте, чтобы на всем постельном белье, халатах и банных принадлежностях были вышиты его инициалы. Монограмма в красном и черном цветах. Дьявольщина! Ничего не готово, все надо контролировать!

Франк Мейер покидает кабинет, ощущая необыкновенную усталость. «Дьявольщина»… Излюбленное выражение его матери. Она так гордилась тем, что знала это французское слово! И выдавала его по любому случаю. «Дьявольщина, штрудель прямо тает во рту! Дьявольщина, что за грязные цициты! Дьявольщина, как рано Песах в этом году!» Но его любимая мамочка была сама доброта, – а вдова Ритц известная язва. Мать повторяла ему, что главное – не гневить Бога. Франк гораздо более опасается людей: и не меньше мужчин – женщин. Многие профессиональные сообщества уже требуют увольнения иностранцев и все чаще заговаривают о введении особого статуса для евреев. Лучше не думать о том, как поступила бы Мари-Луиза Ритц, узнав, что ее бармен не только бездарь и трус, но и еврей! По крайней мере, по рождению.

28 августа 1940 г.

Уже четыре недели, как супруги Озелло вернулись на Вандомскую площадь, – Бланш так и не показывается на людях.

Где она? Как себя чувствует? Что делает? Да и здесь ли она на самом деле?

Франк не может больше терпеть эту неизвестность, ему надо выяснить, в чем дело. Он решает действовать через Мари Сенешаль, одну из горничных, обслуживающих супружескую пару. Именно он три года назад рекомендовал ее Клоду Озелло, и тот принял девушку на работу в «Ритц». Франк хорошо знал ее мать – безупречную экономку, честнейшую женщину. Мари тоже оказалась прекрасной работницей и демонстрировала благодарность и преданность своему покровителю – Франку. Теперь он назначил ей встречу на площади Оперы, в Café de la Paix. Пригласил пообедать, «как освободишься». Малышка так обрадовалась! По теперешним временам даже омлет с зеленым салатом на вес золота. Придя рано, бармен сегодня «в штатском» – без привычной белой куртки, в сером костюме-тройке из тонкой мериносовой шерсти, черном шелковом галстуке и белой рубашке. Он сел в глубине зала. Сегодня среда, народу нет.