– Здравствуйте, мсье Мейер.
– А, Мари! Ну, здравствуй!
Зеленоглазая, веснушчатая, озорная девушка с золотыми кудрями, Мари Сенешаль – точная копия матери.
– Как жизнь?
– Не так уж плохо, мсье Мейер! Ко всему привыкаешь.
– Есть хочешь?
– Голодна, как волк…
Официант принимает заказ: оба выбирают на закуску – паштет из крольчатины, затем Франк заказывает палтус по-парижски, а его спутница – камбалу-канкаль с капелькой риквира. Мари глядит весело. Она рада, что потихоньку налаживается жизнь, и считает это заслугой Филиппа Петена, «нашего старого маршала». Она даже отправила ему письмо с благодарностью. Франк хвалит ее и, пользуясь тем, что разговор вывернул на нужную тему, начинает свой маневр:
– А что думает о маршале Клод Озелло?
– Ой, вы же знаете, месье Озелло такой ворчун, всем недоволен.
– Даже Петеном?
– Нет, больше всего он злится на немцев! Но что поделаешь, его можно понять, он же воевал с ними в 14-м году, да и вы тоже.
– Это точно. А ты сама, Мари, что думаешь о фрицах?
– Ну, скажем так, держатся они обходительно…
Официант ставит на стол две порции паштета. Девушка отвечала на его последний вопрос с некоторой опаской, и Франк это почувствовал. Мари Сенешаль хватает толстый ломоть хлеба и с жадностью смотрит на закуску. Франк наблюдает за ней. И заговаривает снова:
– А сама госпожа Озелло как относится к немцам?..
Мари Сенешаль медлит с ответом. Она улыбается и склоняет голову над тарелкой. Возникает пауза, и Франк нарочно ее не прерывает.
– Мне бы не стоило вам это говорить, но… у мадам не очень хорошо со здоровьем.
Значит, Бланш и правду сидит взаперти в своих покоях. Она действительно в «Ритце».
Подумать только, ведь даже он в конце концов стал в этом сомневаться. В душе – смешанные чувства – возбуждение и страх.
– Нехорошо со здоровьем – в каком смысле?
Он берет стоящий перед ним большой бокал, отпивает эльзасского вина. Возникает новая пауза.
Девушка чувствует, что надо что-то добавить, дать Франку еще немного информации, как бы доказать свою готовность быть ему полезной:
– Мадам очень раздражительна. Она почти не покидает спальни, иногда даже корчится от боли. Нам часто приходится менять ей простыни, у мадам бывает проливной пот. Но она отказывается обращаться к врачу.
– А что говорит Клод?
– Ничего! Месье Озелло, бедняжка, в растерянности. Он просил нас держать все в строгом секрете, но вас же это не касается, вы человек надежный.
– Спасибо, Мэри. Не волнуйся, информация дальше меня не пойдет.
– Надеюсь, она скоро поправится.
– Я тоже…
Франк Мейер думает о судорогах и вспоминает симптомы солдат, пристрастившихся к эфиру. Теперь он почти уверен. Это ломка после отмены морфия. И тут же мысль о Мари-Луизе Ритц: узнай Старуха о состоянии Бланш, она тут же воспользуется ситуацией, чтобы выставить ее из отеля.
Молодая горничная деликатно промокает рот салфеткой и только потом подносит к губам свой бокал белого вина. «Ритц» – школа хороших манер.
– У тебя есть новости от матери?
– Нет, она в Бретани, но почта до сих пор не работает. А как дела у ваших?
– Никаких вестей, я даже не знаю, где мой сын…
Франк с удивлением понимает, что сейчас он впервые заговорил о сыне: обычно он о нем не упоминает.
Девочка, наверно, и не знала, что у меня есть ребенок.
Мари Сенешаль действительно поражена и спрашивает, сколько ему лет.
– Жан-Жаку девятнадцать.
– Да мы ровесники! – восклицает она.
