Не галлюцинация. Я уже устал убеждать себя в грубой и зримой реальности происходящего. Вон, уже рука синяя от щипков.
Урок тянулся бесконечно долго. Но, наконец, прозвучал гонг – он означал долгожданную перемену.
– О секретах принуждения биологического вида гоблинов к служению во благо высших сословий я поведаю вам на следующем уроке, – объявил учитель, прихватил кожаный портфель, который казался больше его самого, и удалился пританцовывающим шагом.
А виконт с каким-то хищным оскалом посмотрел на мою зеленокожую соседку Талассу, которая съежилась под его насмешливым взором.
– Гордись, – крикнул он ей как-то глумливо. – Сегодня мой портфель понесешь ты. И осторожнее, не испачкай его своими грязными лапками.
Всяко, конечно, бывает между молодежью. В принципе, у нас тоже можно было услышать подобное хамство, после чего обычно женщина награждала негодяя пощечиной, а общество высказывало свое неудовольствие, в зависимости от воспитания – или всеобщим презрением, или пропесочиваем на собрании, а то и просто пересчитыванием ребер.
Таласса же безропотно взяла портфель и последовала за виконтом. При этом мельком кинула на меня виноватый взор.
И на меня нахлынула волна праведного гнева. Что же тут творится-то?!
Стоп. Какие мы правила определим этого мира и меня в нем? Итак, мой девиз: «Принимать все, как данность. И делать все, чтобы эту данность изменить». Ну, готовьтесь, супостаты. К вам пришел Красный шайтан!
Все у них тут, не как у людей. Перемена после непотребно длинного двухчасового урока длилась полтора часа. Чтобы ученики смогли размять свои косточки, выстоять длиннющую очередь в буфет, где ассортимент был несколько шокирующим. Люди могли заказать котлету, с двух сторон накрытую белым хлебом и украшенную листами зелени и специями, эдакий странный бутерброд. А «почти что люди» получали травяную запеканку с кузнечиками или шмат кровавого сырого мяса. Ладно, кому что нравится. Я же помню мой девиз – принимаем все как данность.
Тем более все равно я в очереди выстаивать не собирался. В моей объемной кожаной ученической сумке ждут своего часа очерствевший кусок хлеба, приличные нарезанные куски сыра и вяленой колбасы. Кроме того, во фляге плескалась какая-то жидкость. Уж не спирт ли? Помню, выручал он меня в сибирские холода – такая же фляжка была, а мы скрывались тогда от колчаковской контрразведки в насквозь промерзшей хате, и огня нельзя было развести. Спиртом спасались
Отвинтил крышку. Сделал глоток. Размечтался – не спирт, и даже не водка или вино. Сок какой-то, совершенно непонятный, но очень вкусный, бодрящий – прямо силы с каждым глотком вливаются, и головная боль отступает. Надо будет потом напрячься и вспомнить, из чего он сделан и где я все это беру. Но мне пока и так есть, что вспоминать.
На дворе лишь конец апреля, но было очень тепло и солнечно. Солнце непривычно острое, жалящее – я к такому не привык.
Я прогуливался по площадкам, небольшим площадям, скверикам и улочкам. Старинный замок, в котором располагалась Филармония, был огромен – целый город, окруженный высокими стенами с зубчиками. И это только учебные классы, лаборатории. Проживали учащиеся в раскинувшемся рядом поселке. Собственно, по дороге туда, в общежитие, меня и подстерегли. И что-то орали про уши. Кому-то я уши задолжал.
Учеников в Филармонии было очень много. Ах уж эти ученики. Глаза разбегались, а чувство удивления давно перегорело от напряжения. Цвета кожи – разные. Внешность – от странной и невероятной до обыденной, человеческой. Размеры – кто-то был мне по пояс, а кто-то… Вон идет квадратный шкаф прилично выше двух метров, не смотрит ни под ноги, ни по сторонам – но это не его проблемы, а тех, кто попадается ему на пути. Вслед ему слышится возмущенное щебетание:
