– Ты разве не знал? – не меняя спокойного тона, удивился Мур.
– Я представлял себе, что все придворные живут во дворце. Как же Синигир оказался в Синем лесу, так далеко от Дювона?
– Этого я не ведаю, ты спроси у него.
– Ага, спроси! Об этом никто не знает, значит, он ничего не рассказывает. А ведь Синигир – что скрывать – не прочь иногда прихвастнуть. Но ты откуда об этом знаешь?
– Достаточно посмотреть на охотника. Если окажешься в Золотом дворце, в галерее, ведущей к Зеленой башне, погляди на портреты славных стражей западных ворот Дювона. Мужчина на первом портрете – один в один – Синигир.
– Ну и ну! – только и мог сказать изумленный зверолов.
Глава десятая
в которой Мур проигрывает памяти, Тимша
рассуждает о вере и животных, путники говорят
о радости ремесел и выборе, а Синигир убеждает
всех в своей правоте
Комната для ночлега была убогой, лежанки – жесткими. Тимша, однако, этого не замечал: в его скромном домике кровать была не лучше. Он с удовольствием вытянулся на твердом, как камень, ложе и наблюдал за действиями охотника. Тимшу распирало желание выяснить подробности услышанного про портрет в галерее у Зеленой башни. Но небольшой опыт последних дней подсказал юноше: не всегда вопрос, заданный напрямик, предполагает такой же прямой ответ. Потому он молча посматривал на Синигира.
Тот вертел в руках тощую подушку и ворчал:
– Что за ткань? А внутри – солома!
Присев на кровать, охотник вновь оказался недовольным:
– О, силы небесные! Да тут доски, прикрытые тряпьем!
– Конечно, это не перина из пуха белых уток, – не выдержал зверолов.
– Каких таких уток? – удивился Синигир.
– Мне кажется, что тебя дома дожидается именно такая: мягкая и белоснежная, как твои рубахи, а как же иначе?
Он чуть не сказал «перина, как в Дювонском замке», но удержался.
Синигир лег, пробормотав почти со стоном:
– Во всяком случае, в моем доме есть теплое одеяло и удобная подушка. А тут такая бедность!
– А как же ты будешь спать, не искупавшись? – скрывая насмешку, поинтересовался юноша у раздосадованного спутника.
– Плохо, – огрызнулся Синигир.
Однако уже через минуту в комнате наступила тишина: утомленные путешественники уснули: Синигир – несмотря на жесткую постель, а Тимша – на желание выспросить у охотника о его предках и портретах в Зеленой башне.
Мур же не смыкал глаз: смотрел в ночное небо, клочок которого с тремя яркими звездами был виден в окно его комнатушки. Память осторожно рисовала картину далекого-далекого прошлого, казалось, забытого навсегда: такое же небо, такие же звезды… Память – коварная штука, так и норовит вытащить откуда-то из своих глубин то, что тревожит и гнетет. Память, которую Мур давно подчинил себе, вдруг вырвалась на свободу, и Мур, уступая, погрузился в воспоминания…
Утром ранняя пташка – Тимша – принялся будить Синигира привычным уже способом: потрясая за плечо и крича: «Вставай! Пора!»
– Опять! – не открывая глаз, простонал охотник, – не удивлюсь, если за окном еще темно.
– Вполне светло. Мур уже проснулся и спустился вниз, наверное, ждет нас. Вставай!
Мур сидел на вчерашнем месте, опять созерцая пламя в камине.
Хозяин бегал по харчевне, подкладывая дрова в камин. Увидев Синигира, радостно замахал руками:
– Господин охотник! Вода готова!
– О силы небесные! – изумился Тимша, – добился же все-таки своего!
Несмотря на ранее утро, жизнь в харчевне кипела: тощий хозяин носился туда-сюда, прикрикивая на жену, похожую на сухую тростинку, и мальчика-слугу: «Пошевеливайтесь!» хотя они и так бегали, то и дело сталкиваясь друг с другом. Двери хлопали, горшки гремели, ноги топали… А виновник переполоха, благосклонно кивнув, удалился.
