- Нет, не разбойники, - как-то слишком быстро ответил Иоганнес. – Это… это был несчастный случай.
- Ты попал в нее стрелой? – сказала я укоризненно. – Малыш, да кто же тебе арбалет доверил?
- Помолчи! – огрызнулся он.
То, что он не стал оправдываться, еще больше уверило меня, что именно его неловкость и была причиной ранения. Бестолковый, грубый, напыщенный юнец. И зачем таких несет в лес? Сидели бы у себя дома, под крылышком у заботливой мамочки и строгого папочки.
Я разбила в миску несколько яиц, взболтала, сдобрила топленым маслом и отправила готовиться, а потом перебрала горстку крупы, промыла ее, ссыпала в кастрюльку, сдобрила душистыми листьями и корешками из маминых запасов и бросила туда же последний кусочек вяленого мяса. Если девушка придет в себя, то питательный бульон – вот что нужно тому, кто потерял много крови.
- Эй, головешка! – позвал меня пленник.
Очаровательное прозвище – как раз ударил по больному месту. Я постаралась не показать, как меня обидело подобное сравнение, и не ответила, продолжая колдовать у печи, мурлыча под нос песенку.
- Ладно, не злись, - примирительно сказал Иоганнес. – Мне по нужде надо. Выпусти, будь добра.
- Рядом с тобой ведро, - ответила я, проверяя, не началась ли лихорадка у девушки.
- Ведро? – переспросил он после некоторого молчания. – Ты издеваешься, ведьма?
- Прости, у меня здесь не предусмотрено бархатного стульчика с дырочкой, - ответила я, всё ещё злясь за «головешку».
- Просто выпусти меня! – завопил он, снова вцепившись в решетку.
- Выпустить? – сердито переспросила я. – Такого дикаря? Всё, не мешай мне. Я ухаживаю за раненой и готовлю ужин. Скоро приедет моя мама.
Некоторое время он ругался вполголоса, но прошло не больше получаса, как мой пленник сменил гнев на просьбы.
- Хотя бы выйди, - попросил Иоганнес смущенно.
- Пойду принесу воды
Я и в самом деле пошла за водой. Выпускать буйного юнца я не собиралась, но и слушать его журчание никакого желания не было.
Пока из родника набиралась вода, я смотрела на дорогу. Вот сейчас из-за поворота покажется повозка, приедет мама, и всё сразу станет проще.
Но ведро наполнилось, вода потекла через край, а я не увидела повозки и не услышала топота лошадиных копыт и скрипа колес.
Пришлось возвращаться, и первым делом я проверила раненую девушку. Она спала, и лицо ее же не было таким восковым. Не было и румянца, но я понадеялась, что смерть отступила от этого юного существа.
- Как она? – тут же спросил Иоганнес.
- Гораздо лучше, - успокоила я его. – Кровь остановилась. А теперь нам надо поесть.
Я положила по порции яичной кашки себе и парню, поставила его чашку на пол перед решеткой, а сама села за стол, чтобы видеть и Гензеля, и Гретель.
- Ничего, вкусно, - одобрил пленник, попробовав мою стряпню.
- Просто восторг, что тебе понравилось! - съязвила я.
– Раз не хочешь называть имя, - продолжал он невозмутимо, уписывая нехитрое кушанье за обе щеки, - тогда скажи, почему живешь в лесу. Ты прячешься от кого-то?
- Ни от кого не прячусь, - возмутилась я. – Просто мы с мамой делаем сладости, а здесь можно вырастить и мяту, и шалфей, и разные ягоды есть.
- А, ну да, - протянул он с оскорбительным недоверием. Он сидел на полу, вытянув ноги, и лениво на меня поглядывал.
На что это он намекает? Что мы с мамой - преступницы?
Ерунда какая!
Но мы так часто переезжали из города в город… Иногда даже бросали вещи, уезжая ночью и налегке…
