В «Икее» прихватила себе синюю сумку размером с хороший чемодан, поднялась на второй этаж. Пахну́ло фрикадельками и жареной картошкой. Аня ускорила шаг: может, если всё купит быстро, тут и пообедает. Есть одна в кафе она не любила. Смотреть строго в свою тарелку или в книгу считала ущербным. Но тут – другое дело. Просто устала, села перекусить, вот у нее и сумка набитая с собой… Никто не осудит.
Вдоль проходов тянулись интерьеры: ванная, спальня, кухня, детская. Аню нагоняли и огибали пары всех возрастов. Были и пожилые: женщина с пухлыми ручками, в морщинах таких мелких, словно надела перчатки жатого шелка, всё трогала, всё хвалила. Ее муж коротким карандашиком, что были выложены повсюду для покупателей, записывал в тетрадку артикулы, тыкал пальцем в ценники. Особенно долго они простояли у кроватей. Женщина прямо в пальто плюхнулась на матрас, смеялась, дрыгала ногами в дутиках на липучке. Он оглядывался по сторонам и втягивал щёки так, будто в зубах что-то застряло.
Встречались Ане в основном парочки, часто – русские. Они тщательно выбирали миски, кружки, тарелки. Аня уловила реплику: мол, сейчас в моде посуда «рвотных цветов». И правда: наборы были сплошь бледно-зеленые, светло-горчичные и серые настолько, будто глину для них и не обжигали вовсе. Парочка та вздыхала, переглядывалась, и тем не менее набрала целую сумку серой посуды.
Аня остановилась на простых белых тарелках с черной тонкой каймой и таких же черно-белых, крапчатых пиалах. Только в следующем зале обнаружила, что они идут по двойной цене с пометкой «ручная работа». Возвращаться уже не стала. Руслан сказал купить всё, что ей надо, и сам пихнул карточку в карман: «Обставляйся. Деньги есть». Аня взяла кофемашину, едва поместившуюся в сумку, и капсулы к ней.
В детских интерьерах бродили целыми кланами: видимо, бабушек привезли сюда присматривать за детьми, пока родители выбирают обстановку. Дети кидались подушками, один мальчик щелкал и щелкал по клавишам настольных ламп, отчего весь зал подмигивал, пританцовывал. Мальчик обернулся: белобрысый, с лицом красно-черным, размалеванным под человека-паука.
Ане понравился светильник в виде луны. Луны в августе. Желтый тусклый шар терялся за пластиковыми изгибами других, более вычурных ламп. Скорее прошла дальше, едва не разбив руки очередной пары. Девушка, заметно беременная, вела мужа выбирать кроватку. Аня неловко и долго извинялась. Они просто кивнули в ответ.
Сумка тянула плечо: посуда и кофемашина весили прилично. В последних залах Аня швыряла в сумку мелочи, не разбирая, не раздумывая: бокалы, свечи, коврик ко входной двери – кучерявый, из валяной грубой шерсти. Пришей к нему пару белых пуговиц и еще одну, пузатую, черную, обозначить нос, – выйдет старый мишка ее мамы. Надо было его выпросить на прощанье.
Аня не знала, как надолго они едут, да и к матери тогда сильно опоздала, потому лишь подтвердила, что у Руслана длинная командировка.
Ради этого мишки-коврика и утюга с отпаривателем пришлось взять на кассе еще сумку. Пока лента продвигала вперед ее покупки, Аня задумалась, не нахватала ли лишнего.
Карта не проходила. Долго ждали администратора, за которым убежал кассир, не говоривший по-английски. Выяснилось, что денег на карте не хватает. Пробивали заново, Аня, готовая провалиться со стыда под взглядами очереди, теперь оплачивала поштучно. Кофемашина прошла, утюг прошел, свечи и тарелки прошли, а вот на коврике-мишке кассовый аппарат запищал. Переигрывать снова, менять посуду на коврик, Аня не решилась. Тем более в очереди стояла та беременная из детского отдела.
