Бьет – значит убивает - страница 16

Но, видимо, я делала все правильно, потому что становилась более самостоятельной, независимой. Доходов хватало на оплату квартиры и садика, на аренду торговых точек, на одежду и питание. Поэтому постепенно я перестала обращаться за финансовой поддержкой к Кайрату. Его это насторожило. Он заподозрил неладное. А именно то, что у меня появился ухажер. Охваченной жуткой ревностью, он срочно примчался в Актау, чтобы контролировать меня и мой бизнес. Если я задерживалась на работе хотя бы на пять минут, начинались звонки: «Ты где? Ты с кем?» Кайрат, оскорбляя меня, бросал абсолютно необоснованные, нелепые обвинения в том, что я хожу не на работу, а, мягко говоря, на свидания со своим хахалем. Классика жанра. Вместо того чтобы приехать и забрать меня на машине с работы, Кайрат сидел дома, диктовал, как мне быть, и беспочвенно, грязно обвинял в изменах. Классика абьюзивного поведения, но тогда я этого не понимала.

Несмотря на то что мы жили не у моей мамы, а снимали квартиру, друзья Кайрата начали над ним посмеиваться, называя құшық күйеу. Он никак не мог с этим смириться. Но был еще один серьезный повод для недовольства мужа. Однажды, вернувшись домой с работы, я начала пересчитывать выручку – примерно 145 тысяч тенге. Не так уж и много, учитывая, что часть этих денег должна была пойти на закупку нового товара и зарплату продавцов. Но у Кайрата при виде этих банкнот глаза сразу кровью налились. Как так? Жена в день зарабатывает больше, чем он? Этот факт его очень сильно задел: видимо, он понимал, чувствовал, что я становлюсь независимой от него.

С этого дня муж начал сильно давить на меня, чтобы я оставила магазин своей матери. Кайрат ставит ультиматум: «Я не могу так жить. Давай уедем туда, где не будет ни твоих, ни моих родственников». Он предложил обосноваться на нейтральной территории – в Актобе – и начать все заново. Кайрат всячески манипулировал, мастерски играя на моих материнских чувствах: «Если ты не хочешь уезжать из Актау, значит, бизнес и деньги тебе дороже. А семья тебе вообще не нужна. Какая же ты мать после этого?» Не знаю, чем тогда думала, но я согласилась. Опять-таки во благо сохранения семьи, ради детей. Уже тогда можно было понять, что ничем хорошим это не закончится. Но по собственной глупости, наивности мне казалось, что в моих силах восстановить нашу семью, ведь детям так будет лучше.

К этому времени у меня было открыто уже три торговые точки – две в Актау (одна из них для мамы) и одна в Жанаозене (200 км от Актау). Пытаясь быть идеальной матерью и женой, я оставляю этот бизнес на маму, которая как раз вышла на пенсию. Мы с Кайратом и детьми уехали в Актобе в надежде спасти наши разваливающиеся отношения. В итоге у мамы не получилось следить за тремя магазинами сразу, две точки она закрывает, оставив один магазин в Актау. Постепенно и он приходит в упадок, как и наша с Кайратом жизнь. Наши надежды на лучшее будущее не оправдались, все становилось только хуже. Нельзя восстановить то, что уже превращалось в «руины». Есть восточная поговорка: «Из кувшина в чашку можно налить только то, что в нем было». Так и Кайрат не был наполнен содержимым, соответствующим моим ожиданиям, впрочем, как и я для него. Нашему браку тогда было около девяти лет.

Родственники Кайрата догадывались о том, что происходит в нашей семье. Но для них было нормой, что женщина «украшена» синяками: «ничего страшного, бьет – значит любит». Например, его тетя тоже подвергалась насилию со стороны своего мужа, и я постоянно видела ее то в синяках, то в слезах. Отца, с которым тогда мы не очень близко общались, я не посвящала в наши с Кайратом проблемы. Но у моей мамы на этот счет в какой-то степени развилась биполярка – смена настроения, мнений. Она то на мою сторону вставала: «Вот он скотина! Разводись немедленно!» То за него заступалась: «Ты что надумала? Не вздумай разводиться! Кайрат такой работящий, зарабатывает деньги». Мамины родственники ей вторили: «Детям нужен отец. Да кому ты будешь нужна с детьми?»