– Сестренка, ну скажи, что сдаешься, – елейно тихо прошептал брат.
– Николай! – послышалось с веранды.
– Уже идем, мама.
Мужчины подошли к сестре и начали отряхивать ее. Она, смеясь, перекладывала снежок из руки в руку, раздумывая, кому из братьев напоследок сунуть его за шиворот.
– Маша, а снежок для него? – спросил один из братьев.
– Нет. Он еще не успел провиниться в отличие от вас. Кстати, знакомьтесь. Это мои братья. Тот, что больше – Миша, что меньше – Коля.
– Борис.
Интересно, с чего она решила, что один из них меньше. Оба жлобы дай бог.
– Идемте в дом.
– Не помешаю?
– Поможете. При вас нас не станут отчитывать за сестру.
Братья засмеялись. Весело топая сапогами, они ввалились гурьбой в прихожую. Мария разделась первая и юркнула между мужчин.
– Проходите.
В зале сидел отец. Он внимательно читал газету. Увидев входящих, снял очки, поздоровался с Борисом.
– С сыновьями, я понимаю, вы уже познакомились.
– Пришлось.
Борис сел в предложенное кресло и с интересом рассматривал братьев. Оба были коренастые, широкие в плечах, узкие в талии. Оба с бородкой. У одного плотная, хоть и короткая. У другого аккуратная, ухоженная. Священники, а там, кто знает. Одеты в светское: джинсы и свитера.
Матушка вошла с большой тарелкой, полной картошки, посыпанной зеленым луком и укропом. Мария принесла хлеба, солений. Задвигали стульями, расселись за столом. Перекрестился лишь батюшка, остальные не стали смущать гостя. Матушка сердилась, несмотря на то, что старалась скрыть это. Борис поймал на себе взгляд братьев, прячущих улыбки в бороды. Отец прятать не стал, широко улыбнувшись, сказал:
– Радуются, как дети, что за проказы ничего-то им не будет.
Мать в недовольстве покачала головой.
– Она первая начала, – не выдержал тот, у которого борода была меньше.
Борис так и не понял пока, кто из них кто.
– Я всего лишь попросила прокатить меня на санках, – тихо сказала Мария.
– Они случайно перевернулись, – сказал один из братьев.
– Правда, Машенька, случайно, – подтвердил другой.
– А врать нехорошо, – не уступала сестра.
– Мы не врем. Помнишь тот камень, что я положил осенью около дорожки. Ты еще спрашивала, зачем я туда его пристроил. Вот он и помог санкам перевернуться.
– Я и сейчас спрашиваю, зачем ты его туда положил?
– Чтобы зимой, катая тебя на санках, наехать на него.
За столом засмеялись, даже матери пришлось улыбнуться.
– Вроде бы и взрослые, а ума совсем нет.
Борису стало хорошо в простом, но уютном доме, за столом, на котором была только постная еда, с людьми, любящими друг друга, чувствовалось, что перед ним семья.
Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал Борису, что он по собственной воле станет заниматься подобными вещами, он не то, что не поверил бы, – усомнился в умственных способностях собеседника. Борис не пробовал анализировать поведение, так как оно не поддавалось анализу.
Вместе со взрослыми братьями Марии, Михаилом и Николаем, они заливали горку. Самую настоящую ледяную горку. И испробовали самолично. Чудно, без сомнения, выглядело со стороны: будущие священники и командующий армии съезжают с ледяной кручи на фанерках, которыми обычно пользуется детвора не старше десяти лет.
Мария летела с горы на санках. Она заливалась смехом, несмотря на слезы, выступившие из-за ветра – глаза она так и не закрыла, несмотря на страх. Когда к горке подошли дети, взрослые уступили им место.
