— Мы будем вас ждать, до свидания! — прощается администратор и, не дожидаясь с моей стороны ответной фразы, отключается.
Крепко сжав телефон в руке, я покусываю губы, пока в мыслях корю себя за поспешность: зачем было соглашаться сразу? Вряд ли в расписании доктора Питерсона на неделю не нашлось бы иного времени для приема.
После коротких раздумий от звонка Владу я решительно отказываюсь. Моя порывистость не повод нарушать его рабочий процесс, — и неважно, готов ли он вот так, в середине дня сорваться ради моих дел или, как любой разумный человек, посоветует мне перенести прием на удобную для нас двоих дату и не создавать проблему на пустом месте.
В конце концов я лезу в телефон за информацией. Мое якобы беспомощное положение детсадовского ребенка неимоверно раздражает. Пусть я забыла последние двенадцать лет жизни, но точно не утратила способность к самостоятельности.
Благодаря великой силе Интернета всего лишь несколько минут спустя в моей голове есть вполне отчетливое представление о маршруте от дома до клиники и расценках такси, а также прочие полезные знания. Нужное приложение находится за секунду, и я проверяю, что функция оплаты банковской картой в нем работает — Влад посвятил меня в премудрости современных платежных технологий. Правда, сообщая мне о привязанной к телефону кредитке, он едва ли предполагал, что моей первой тратой станет поездка в такси.
Я добираюсь до клиники заранее и без каких-либо затруднений. Стоит оказаться перед дверью кабинета доктора Питерсона — и напряжение уходит, во мне появляется почти утраченное ощущение уверенности в собственных силах.
Случившиеся с миром за последние двенадцать лет перемены не настолько глобальны, чтобы выбить почву из-под моих ног. Я не беспомощна.
Конечно, скрыть от доктора Питерсона свое хорошее настроение мне не удается. Он немного удивлен моим внезапно воспрявшим духом — на выписке я была куда менее благодушна, — и интересуется, чем вызваны столь заметные перемены. Как, собственно, и неожиданное для него отсутствие Влада.
Я так рада поговорить с кем-нибудь, кроме Санни, что с удовольствием расписываю Питерсону всю цепочку своих недавних умозаключений о заново приобретенной самостоятельности. Ни его вежливое и чуточку нравоучительное напоминание о необходимости соблюдения правил безопасности, ни попавшийся мне на обратном пути домой грубый водитель такси неспособны уничтожить распирающий меня изнутри энтузиазм.
Продолжая довольно улыбаться, я открываю входную дверь и на пороге сталкиваюсь с очень злым мужем.
— Влад? — Вырывается у меня удивлено. — Я думала, ты еще на работе…
В ответ он издает раздраженный смешок. Воздух наполняется саркастичным недоверием, что невидимыми волнами исходит от напряженной фигуры остановившегося напротив меня Влада.
Я не знаю, какой должна быть моя реакция на его неожиданно плохое настроение, и едва ли испытываю желание разбираться с чужими эмоциями в обозримом будущем, пока мои собственные чувства столь сумбурны и запутаны, что понять их практически невозможно. Однако игнорировать столь демонстративное недовольство Влада — наверняка полностью связанное с моим первым самостоятельным рандеву после выписки из клиники, — определенно не получится.
— Где ты была? — нарушает он наконец затянувшуюся между нами паузу
Удивительно, но тон его голоса спокоен, как будто его обладатель не кипит внутри от возмущения, да столь явно, что жар исходящего от Влада гнева касается оголенных участков моей кожи вопреки расстоянию. Формулировка вопроса, однако, лишена и намека на вежливый интерес: каждое из трех слов содержит в себе очевидные претензию и обвинение одновременно.
