Битум - страница 16




а в будущем – мать и жена,


но нынче влажны и подбриты,


плоть похотью заражена.



Картинные стоны, движенья


на ранних и поздних порах.


По Библии лишь нарушенья,


морально-физический крах.



Да, зависть – порочное чувство,


в каком быть совсем не хочу.


Ведь в жизни печально и пусто,


поэтому выход – вздрочнуть…


Отщепенец


Живу без оград, колеи,


неведомы люди и слухи,


без церкви, чинов, толчеи.


Как Бог я на этой округе.



Без слуг обитаю в лесу,


дружимый со зверем и птицей.


В жар воду растеньям несу.


Отменнейше в хижине спится,



в несложной и тихой, сухой.


Озёрно светла панорама.


И тут в отщепенстве глухом


не жалко побега ни грамма.



Пусть носик свой точит комар,


животные где-то блуждают,


тут истинно-праведный дар,


жаль, люди, счерствев, отрицают.



Не надобно денег и благ.


Лечусь я отварами, светом.


Свободен, Адамово наг.


Пусть это и кажется бредом.



Не надо двуногих, машин,


что ранят в открытую, сбоку,


обливши всеядьями лжи…


Без Вас только мне одиноко…


Сын. Антипримеры


Я их поцелуев не видел


и игр (любовных, иных),


как он со щеки б её вытер


скопление крошек сухих,



и вальса, гормонов весенних,


январских объятий в ночи,


и слов ободряющих, ценных,


и ужин под кроной свечи,



за руку гуляющей парой,


вояжных поездок накал,


сияющих счастьем янтарно,


двуспальных надежд, одеял,



гостей из числа чужеродных


в достаточном вещью дому,


от страсти горячих и потных,


читающих, склонных к письму…



Лишь ведал их пленность и сытость,


рык, сонность, поток укоризн,


безвыездно-костную бытность,


без ласки спартанскую жизнь.


Смотрящий Бог


Вас вижу портретами в рамах,


биноклями каждых очей,


иконами в доме и храмах,


и дулами, в щель кирпичей,



и взглядами рыб неустанно,


что в водный глядят окуляр


прудов, луж, озёр, океанов,


экранами, стёклами фар,



и небом (прибор лаборанта),


и птицей, картиной с быком,


глазками часов и курантов,


и фото умерших, волков,



и линзой машин и оконцев,


и чучелом, куклой гляжу,


с фонариком лунным и солнцем


за кельей, раздольем слежу…



Вид камерой всех телефонов


и мордой домашних зверьков


за бодрым, раздетым и сонным.


Я всюду! Во взорах жуков…


Побитая душа


Как короб от баяна,


без клавиш, нот, мехов,


душа глупца, буяна,


без смысла, потрохов -



бессочная, пустая,


с подкладкой чуть гнилой,


и пресно-негустая,


с защёлкою кривой



и ржавыми петлями.


В нутро не входит свет.


Гудит от ветра днями.


В нём инструмента нет.



Дырявый. Кожу сморщил.


Без бирки. Чей он есть?


Кто мастер-изготовщик?


С какого года честь?



Из формы манекена,


что сплавился, сгорев,


отлит в куб в новой смене,


где кислый воздух спрел.



И так живёт личина


ненужной простотой,


без смысла и причины,


наполнен пустотой…



Пенал пинали этот


детишки, гром, актёр.


Наверно, лучший метод -


принять на свалке мор…


Карантин


Покрасив крошки чёрным,


я ем, хрустя, икру,


читаю книги мёртвых,


забыв живых игру,



борюсь с животной ленью


прогулкой до дверей,


как кошка, мчусь за тенью,


учусь речам зверей,



почти забыв людские.


Ах, заперт мой острог!


И вижу ясно Змия,


что манит за порог.



Питаю злость бездельем.


И вместо пяльцев лом.


Стекло и стены кельи


в мечтах тараню лбом.



И вянут крылья. Душно.


Ведь нужен я пыльце!


Без песен миру скучно.


Я – шарик в бубенце.



Душа без чувств и пищи,


и свежих нот, питья.


То – испытанье нищим,


рок, казнь, епитимья?



Жую запас от дури,


уж псом рыча на мир,


пою, как чайка, туры.


Испив густой чифир,



курнув, гляжу туземно


во тьму-глазурь, сырок.


Тяну, почти тюремный,


квартирный долгий срок…


Пирамидка


Судьба – цветная пирамидка:


центральный шест, земельный низ,