что к ним стремится из низин,
порою сверху… К зову чуток он.
Чуть опоздает – схватка, бой
бескровней и смиренней сгусток, тон
бессильной жертвы, чей покой
внутри себя утащит с шорохом
её всю кровь, филе, уста,
в туман снесёт умело, волоком,
исчезнув в ливне, тьме, кустах…
Располагающая к себе
Я Вами обглажен, как кот,
услышан, как путник, согрет.
Не ведал подобных щедрот
без малого тысячу лет!
Бронёю, пальто и душой
без страха, смущений любых
распахнут, откинувши слой
печалей и грязей былых.
Доверчив, хоть пуганый зверь.
И птахе побитой в былом
я снова открыл настежь дверь
грудины (что клеточный дом).
Касанье целуями Вас -
испитье цветочком воды.
Премножеством трепетных ласк
обвит я среди суеты,
и обнят прилипчиво, в такт.
Вы – дивно-насыщенный сад.
Всё это прекраснейший факт,
какому расширенно рад!
Просвириной Маше
Медоед
Жёлтые сливки на розовом блюде,
рамок нектар до изящества спел,
рот принимающий будет посудой,
сок собирая в раздвижности тел,
что пригласили к обеду друг друга,
вновь обещая вкуснейший изыск.
Сами себе пир, правители, слуги.
Скатерти отблеск наглажен, ворсист.
Капли, подтёки так лакомо-сытны,
с лёгкою влагой – пикантная смесь.
Два пировальщика ласковы, скрытны,
стоном тревожат обойный развес
леса и штор, травы сдвинув немного
кубьями торса, изгибом спины,
дугами рук и стопами, сосновый,
песенный ритмы вдохнув из весны.
Трапеза приторна, сочно-прекрасна,
аж распаляется страсть, аппетит!
Смотрят чуть узкие очи, как ясно
влажная мякоть на солнце блестит…
П.М.
Мески
Сцепившись с подраненным зверем,
что душу чрез кровь отдаёт,
впиваюсь и пью полной мерой
его сок, аж самка поёт
волшебным, прерывистым стоном, -
и это приятно вдвойне,
от сытости, звучного звона,
победы над нею – втройне.
И пасть моя, лик окунулись
в текущий, живой экстерьер…
Голодным, что в пир принагнулись,
неведом отказ и барьер!
Воитель, смирись с положеньем,
сведи до ничтожья суть фраз,
когда ты раздвинешь коленья,
даруй мне индейский раскрас!
П.М.
Renault
В значке "Renault" проделал дырку,
за неименьем пись-щелей.
Мне показалась Ваша пылкой,
среди иных стройней, милей.
И положив упруго руки
и не на "Honda", не "SsangYong",
я, солидолом смазав дуги,
взымел, засунув шланг в проём.
Творил с тоски, и без угрозы,
скользя по хромовым краям,
аж чуть яйцо не приморозил
к её прохладнейшим губам.
Надеюсь, Вы не обозлитесь,
придя к машине нетайком,
хоть сильно, знаю, удивитесь
замёрзшим брызгам над замком…
Пречистость
Мой личный храм из камешков и веток
среди лесов с тропинкою иль без.
И пусть молитвою не буду строен, меток,
и не средь тех его построил мест,
и без икон, ларца для возложений,
ведь тяжести монет мешают полететь,
без златости одежд, настенных украшений
и без свечей – во мне сияет свет,
и он для Бога лишь, не отопленья
монашьих рук, церковного всего.
Вовеки обойдусь без сана и молений,
Господь услышит ум и мыслей тишь и хор.
Аскет без грёз на лоне царь-природы,
и водомерка-Бог – по глади бегунок.
Тут каждый день чудес вершатся роды.
А куполом всему – обычный чугунок
над хижиной моей. От мира отщепенец,
где мусор улиц, дум внутри людей,
и неуютно так, коль там одни безверцы,
что крестятся, когда схватило посильней.
Уютно тут: среди снегов иль бури,
зверей и птиц в моей избушке лет,
наедине с сосной, источниками сути,
пречистостью идей, где безгреховный цвет…
Сигнальная ракета
Смотрели свой сон оборонцы
и вил свой мотив ветерок…
Но вспышка на очи-оконца
легла, как закат или рок.
