Как звёздочка вдруг засветилась,
как уголь от взрыва ветров.
Опасностью всё озарилось
и шумом бегущих шагов.
Вдруг ожили звуки тревоги,
которых не ведали впредь.
Ракета, как будто бы рогом,
вспахала темнистую твердь.
Проснулись полки-волеборцы.
Трассируя нёбную грязь,
взметнулось последнее солнце,
прекрасно и красно взорвясь.
Что-то там
Колышется что-то на склоне плеча:
то ниточка лёгкая трогает кожу,
то ангел, в мечте ли топор палача,
который скривил в предвкушении рожу,
иль это чужая холодная нить,
(не вижу какого завива и цвета),
которая хочет немного пожить
на глади пока что живого поэта,
иль веточка это, от меха откол,
пушинки частица иль пёрышко птицы,
упавший в полёте пылинки помол,
пыльца то, иль пудра смогла приземлиться?!
Увы, не узнается тайны сюжет,
к чему мимолетное было то дело!
Быть может, причудилось, чувственный бред.
Как тронуло, также внезапно слетело…
Начало непогоды
Порыв природного разлада -
внезапный иль задумка слуг
отдела ливневого склада?
Вьют черви-улицы вокруг.
Удавы-трассы, люди-мыши
и луж трамбующийся плёс,
рифлёный вид у каждой крыши.
Шипит сквозняк и ход колёс.
Шум рушит ровности покоя,
меж туч искрит пила-гроза
и режет их клубы покроя,
как лесопил, залив глаза
вином, дождями так сумбурно,
и гром колышет ветхий дуб,
в гаражный бок стуча безумно,
как пьяный ночью в стенку тумб.
Ветрище треплет занавеску,
афишу сбив одним броском
и провода связавши леской,
бежит за порванным листком,
какой спасается за стенкой
забора, верен что судьбе -
стоять всегда, не дрогнув венкой.
А серость топит день в себе.
Бельё прибив к земле разрывом,
буянит шторм, грызя клыком
листву и стяги с ярым рыком.
Флагшток острится весь штыком.
И ход торопится к навесам.
Ах, не промок бы сдобы ком!
Спешу, ведь ждёшь меня чудесно,
паруя свежим кофейком…
Вы! Вы! Вы!
Вы – аура радуг и фея.
Одежд камуфляжная сеть,
волос кучерявых траншеи,
объятья спасают от бед.
И с Вами я – Бог, небезбожник.
В наряде любом Вы милы.
Лечебный листок-подорожник,
аналог всебожья, пчелы,
кудесница, диво сокровищ,
весна, совершенный магнит.
Не знаете лжи и злословищ.
Вас грех ни один не грязнит.
Вы грёзам моим откровенным
давно уже стали виной.
Я горд и польщён многомерно -
желанная всеми со мной!
Малый городок
В крестах замылены окошки -
провинций жалобная быль.
В грязи корявою лепёшкой
лежит матерчатая гниль.
И шелушатся рам наряды,
на вишнях гарью порох-тля,
как будто бы вчера снаряды
летали, стены, сад рыхля.
Тут старость квохчет, угасая,
топча двойную колею,
а зрелость камешки бросает
в тех юных, что живут, поют.
Спадает хрустко черепица,
былых балконов вянет грудь,
подол домов линяет, лица
глядят в разжиженную суть.
Навёрты липнут на колёса
чернистой глины. Бисер-сор.
Тут дураком прижжёны лозы,
что дали бы на вина сок.
Стыдятся ум и губы счастья
среди молвы, старух глумных,
среди бескрылых и несчастных,
чтоб не обидеть взлётом их.
Тут быть богатыми опасно.
Здесь вместо клюшек костыли.
Дух, нос сникают неподвластно
средь оглупленья и пыли…
Дома-воины
Дома, как воины с козырьком,
глядят навстречу трубам зла,
плюющим с мощным огоньком
картечью, ядрами с поста,
врагам в лицо, что бой чинят,
дырь рытвин в их портрет внося,
моргая стёклами, болят,
в ответ, подмоги не прося
у замков и сараев, древ.
Сражаясь, никнет верный строй.
Стан осыпается, истлев.
За их спиной живой покрой.
И наклонясь, хранят свой нрав.
Глаза, фуражки вниз летят.
И видит город-генерал
погибель рот, полков ребят…
Придут на смену сотни чад
