Мне комиссар (полковник), помимо выбора экипажа предложил вместо «Тридцатьчетвёрки» взять на себя вождение и уход за тяжёлым «КВ».
– Ты знаешь толк в обоих танках. Садись на «Клима», броня – во! – Поднял он вверх большой палец своего огромного кулака, – шансы уцелеть поднимаются в разы!
– Нет, спасибо, – отказался я, – «КВ» отличная машина, только я резкость люблю, скорость! «Т-34» – это продолжение моего тела. На нём справлюсь!
– Ох и упрямец! – Похлопал Виктор Илларионович меня по плечу, – ты только при подчинённых не спорь со мной, хорошо?
– Так точно, я и не думал.
– Молодец, мой боевой друг. Ну смотри, передумаешь, выделим тебе тяжёлый танк.
Полковник устроил мне такую популярность среди всей бригады и особенно моего батальона! словно я не в паре коротких боёв дрался, а с «Империалистической» во всех конфликтах, что СССР участвовал, сражался! Ко мне подходили, руку жали, спрашивали, советовались… знаете – стыдно так стало. Я покраснел, хорошо чумазый весь после проверки танков ходил, а то заметили бы. Сразу появилось острое желание – скорее в бой! Доказать, подтвердить свою репутацию и то, что достоин большого доверия Виктора Илларионовича.
Словом, скоро у меня появится такая возможность – фашисты очень близко приблизились к нам.
«Комиссар» (полковник, я его по привычке, всегда либо батей, либо комиссаром звал и до сих пор так зову) незадолго до вступления в бой, ответил на мой поставленный вопрос, – «Зачем вы меня так нахваливаете, зазнаюсь же!»
– Генка, оно так лучше! Воины малость упали духом, им сейчас нужен живой пример отваги, ходивший в атаку и, сражающийся рядом с ними плечом к плечу! Поэтому пойми правильно: если в бой смертельный отправлю, то не потому, что больше некого послать, а чтоб в пример тебя ставить на политзанятиях. Надеюсь, с тобой ничего не случится – я доверяю своему чутью.
– Постараюсь не подвести ваших ожиданий, товарищ полковник!
– Это по-нашему, по-большевистски! Жаль не удалось тебе награды, какой-нибудь выбить в Москве: времени мало и подтверждения наших подвигов недостаточно. Вот, покажешь себя в драке, сразу представление отправлю!
– Виноват, но я сражаюсь не за награды – за Родину.
– Молодец! Сейчас свободен, через двадцать минут общее построение, в разведку боем добровольцев назначать станем: тебе необязательно соглашаться – верная погибель, мой боевой друг.
«А я соглашусь!» – думал про себя, уходя из наскоро выкопанной землянки командира.
С наградами в первый год войны очень туго дела обстояли – это правда. Не знаю, почему так, но многие воины, кто большие подвиги совершал в начале ВОВ, достойно не поощрялись, им вместо положенного по всем канонам звания Героя СССР, запросто давали орден Ленина или Красного Знамени.
Построение проходило в торжественной обстановке, насколько это позволяли обстоятельства. После пламенных речей, преклонения перед знаменем и его поцелуем, слегка склонив голову и помолчав, командир произнёс:
– Требуются добровольцы для разведки боем… необходимо вызвать огонь на себя, чтобы противник демаскировал свои позиции, по возможности определить их количество.
Если читать между строк, сказали нам следующее, – «Кто готов погибнуть? Понимаем, что посылаем „на смерть“, но – Родина Мать зовёт!» – выжить шансы у того, кто на такое подпишется, равнялись чуть больше, чем нулю, я прекрасно всё понимал и… согласился. Те, кто в боях ранее участвовали, смотрели на меня, как на сумасшедшего. С другой стороны, стыдились, что добровольно из батальона попросились лишь несколько человек… немного погодя, вызвались ещё несколько танкистов, включая моего старого товарища.
