«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - страница 20

8 декабря 1822 г.

Критика, или лучше вступление к критике произвело здесь сильный шум[115]. Все не могут ею нахвалиться. Имя Ваше переходит из уст в уста самых высокопоставленных лиц, как Голицын, Сперанский, Оленин etc.[116], отдающих дань Вашим учености и таланту и вместе со всей публикой нетерпеливо ждущих продолжения[117]. Где я ни покажусь, ко мне обращаются с вопросами о вас и просят поскорее продолжения. Несколько фанатичных поклонников Карамзина морщатся, хотя и они отдают вам справедливость. Карамзин молчит, ибо нечего сказать. Я для уврачевания его раны печатаю в 24-м нумере глупейшую похвалу ему, взятую из немецких газет, присланную мне его горячим приверженцем[118], а потом разобью эти глупости, чтобы очистить от пятна мой журнал[119]. Милостивый государь и мой уважаемый земляк, постарайся осчастливить меня и вышли без замедления продолжение. Сооружая собственную славу, вместе с тем выдвигаешь и меня, делаешь журнал мой классическим и упрочиваешь его существование. Что могу я сделать, чтоб отблагодарить тебя? Скажи – а я готов на все. Я предложил вас в члены двух здешних ученых обществ[120]. Вы окажете нам честь, если согласитесь вступить в наше общество, где все вас прославляют. В ожидании благоприятного ответа, до самой смерти остаюсь с глубочайшим уважением и благодарностью нижайшим и искренним слугою

Тадеуш Булгарин

31 декабря 1822 г. Вильно.

Из писем г. Сенковского[121] я вижу, что вы негодуете на меня за то, что я не отвечал на ваши неоднократные ко мне обращения. Ваше негодование справедливо, но все-таки я полагал, что на время может успокоить ваше нетерпение то, что я принялся за разбор Карамзина, равно как и письма г. Контрыма, и мое письмо к г. Сенковскому. Поэтому-то я и не торопился с ответами даже на заданные мне вопросы. Я не надеюсь, чтобы мне удалось где-нибудь найти о времени рождения Марины. На это надо случай или разыскания в семейных документах. Точно так же не могу вам ничего определенного сказать об имени трембовльской героини. Мне кажется, что Элеонора. Искал я и там и сям, но напрасно: не могу вспомнить, где я читал о ней. Пожалуй, я и отыскал бы ее имя, если б не холод в библиотеке и не ежедневные занятия, которые делают решительно невозможными разыскания и писание писем без существенной надобности.

Разбор Карамзина будет – только, милостивый государь, терпение. Напоминайте мне, чтобы я сдержал слово, но, впрочем, и это не весьма нужно, только не выдумывайте бесполезных поощрений. Я стараюсь ознакомиться с довольно обширным трудом Карамзина, с трудом, содержащим столько подробностей, столько мелочей, да и написанным на малознакомом мне языке. Для этого нужно немало времени, и тем больше, что этим я могу заниматься только урывками, так как у меня есть постоянное и ежедневное занятие, которое для меня не так легко, как вы себе можете полагать. Уже давно я задумал познакомиться с Карамзиным и взяться за его разбор. Разбирал я много наших сочинений, но все они были короче Карамзина. Надеюсь, что справлюсь и с бо́льшим. Принялся я за разбор из тех же побуждений, из каких брался за рассмотрение стольких иных трудов, то есть для собственного удовольствия, потребности, наконец, для того, чтобы чем-нибудь поделиться с публикой. Будьте уверены, милостивый государь, что не иные побуждения склонили меня к этому. Ускорил я свою работу и ускоряю, потому что вы этого желаете. От души и сердца я рад бы угодить вам, и особенно вашему усердию, – не для славы, которою вы мне уже сильно надоели, а еще менее для того, чтобы вызвать у автора какое-нибудь горькое чувство. Я знаю и сильно убежден, и г. Контрым согласен в этом со мною, что г. Сенковский рассказывает вымыслы о худом расположении духа автора; но, с другой стороны, помимо этих шуточек г. Сенковского, не только наблюдая человеческую природу, но и зная по опыту и разным отношениям, в каких мне приходилось находиться с разными личностями, я сильно убежден, что отзыв щелкопера из присоединенного края ни в каком случае не может быть приятен знаменитому и столь много значащему в России писателю. Я бы поступил против своих желаний, если бы мне вдруг пришлось вызывать у кого-нибудь неприятные чувства. Время их охлаждает и делает людей более снисходительными. Надеюсь, что, медленно продвигаясь, я заслужу лучшее отношение у Карамзина, в котором я тем более нуждаюсь, чем более осмеливаюсь о нем говорить. Месяц один, другой промедления ничего не значат при постоянном существовании вашего столь важного предприятия. Будьте только снисходительны. Я не удивляюсь, что г. Сенковский горячится, так как он посетил Египет, согретый холодными мумиями