Она не ударила, просто обошла его, как табуретку и направилась к выходу. Муж затопал следом и спросил тихо, но достаточно для того, чтобы Матвей расслышал:
– Он тебе понравился?
– Да.
– Не надо, Наташенька… я пить брошу.
– Я слышала это тысячу триста тридцать три раза…
Слова, удаляясь, затихли, и Матвей остался в квартире один…
Поняв, что больше не заснет, Благой поднялся и, не открывая глаз отправился в ванную. Он уже давно практиковал перемещение по квартире «вслепую», приучая себя привыкать к расположению вещей и предметов. Практика не хорошая в смысле моделирования ситуации. Получалось, он своим поведением программировал будущее. А с другой стороны, нужно быть готовым к жизни, где царствует мрак, и не метаться в этой жизни кротом, вытащенным на свет. Взвесил все эти психологические установки и решил, что предпочитает быть, не то, чтобы фаталистом – реалистом! – готовым во всеоружии встретить свое «мрачное» будущее. Он даже повязкой для глаз обзавелся, в которой учился готовить на ощупь. Правда, преуспел пока только в приготовлении яиц всмятку и картошки «в мундире».
Из ванны поволокся было на кухню, но остановился – лопать в три часа ночи глупо, вернулся в спальню и, рухнув в разверстое чрево кровати, вновь предался воспоминаниям.
Аспирантуру он закончил и, не без помощи профессора Прохорова, остался преподавателем в вузе. К работе подходил ответственно, старался вещать с кафедры образно, интересно, но порой впадал в такую смертную скуку, что готов был сорваться от любого пустяка. Студенты – народ ушлый, через некоторое время разобрались в его приступах меланхолии и в такие дни сидели ниже травы, тише воды. Он был за это им благодарен. И на экзаменах был справедлив – всегда позволял исправить оценку дополнительными каким-нибудь заданиями.
С личной жизнью он завязал, довольствовался временными связями. Партнерш специально не искал, но, если завязывалось знакомство в баре, куда он время от времени заглядывал, пропустить рюмочку -другую, не отказывал случаю. В процессе не безумствовал не потому, что помнил слова «Айболита» – просто не находил повода для ажиотажа и бурной страсти.
Его приверженность к мешковатым костюмам и отпущенная курчавая бородка делали Матвея в глазах студенток человеком глубоко среднего возраста. Именно поэтому объектом обожания он себя не ощущал и не возражал – ни капли! Так ему было комфортнее, так было проще.
С Наташей держался ровно, хотя и понимал: позови он, – она придет! Олежек, конечно, пить не бросил, но и дебошей больше не устраивал. По крайней мере, битой Наталью Благой не видел.
«Вот так ты и прожил на гражданке целых три года… – тоскливо подумал Матвей. – Пусто, нудно… уж лучше бы сразу помер». Он закрыл глаза и усмехнулся:
– И в самом деле, можно и вовсе их не открывать.
В довершение этой длинной ночи ему приснилась вторая часть сна, которую он честно воспроизвел в своей памяти в здравом рассудке. Морфей намекал, что не намерен менять установленный порядок: две серии сновидений с коротким антрактом посередине.
Не удивительно, что с утра Благолепов был максимально раздражен. Таким и заявился в учебное заведение – на экзамен! Ибо, сегодня третий курс сдавал экзамены. Понимание, что обречен практически все рабочее время слушать «беканье-меканье» несчастных студентов, не добавило Матвею стабильности и это четко проявилось на его физиономии. В аудиторию идти не спешил, надеясь, что сумеет справиться с клокочущим внутри недовольством – и почти преуспел… но ненадолго. Подходя к ворчащей тихим шепотом классной комнате, услышал, как один из студентов громко оповестил:
