Благой порыв - страница 20



– Сердце у нее доброе.

И, может быть, хотела сказать мама, что девочка та может стать родной. Мать умерла на глазах Арсения очень тихо и спокойно, как умирают только безгрешные люди. После похорон Арсений оставался в деревне еще пять дней и почти все время провел на кладбище. И крест сам поставил, и оградку сбил, и скамеечку устроил для бабушек. Навестят, посидят, подумают о своем скором уходе.

По возвращению в город Арсений обнаружил в почтовом ящике записку от Риммы, мол, нужно срочно увидеться. Она знала, что он уехал в деревню и по какой причине тоже была в курсе, но даже не спросила, жива ли мама или случилось самое печальное. Ей было не до этого, ей не терпелось сообщить свое важное решение.

– Вот что, голубчик, – заявила при встрече Римма, – или ты женишься на мне, или я сдам Аньку.

Жениться на ней Корнеев не собирался. Была дурь, да прошла. Видимо по лицу она догадалась о его чувствах.

– Я сама видела, как она печатала твою статью, – сказала Римма. – Целую стопку видела. За антисоветчину нынче не жалуют, сам знаешь.

– В органы побежишь? – не поверил Арсений.

– Зачем? Скажу отцу. Тот поднимет вопрос – притупление бдительности и все такое.

– Анна твоя подруга.

– Через кого угодно перешагну, а ты женишься на мне, – объявила Римма.

Никогда прежде не было в груди Арсения такой холодной пустоты, будто вьюжный ветер выдул все жизненное тепло. Так бывает в заброшенной избе, даже боязно дотронуться до печки, столь она глубинно остыла.


Сердобольные подруги и сочувственные друзья не оставили Анну в долгом неведении. Они поведали все, что знали. И, конечно же, только из добрых побуждений. Оказалось, что Римма испугалась того, что упустит Арсения. По адресу Анны говорила:

– В тихом омуте черти водятся.

И к этому добавляла угрозу:

– Только ничего у нее не получится. Не на ту напала.

И еще будто говорила она:

– Не отдам я его никому.

Этим кумушкам – неразлучной троице молоденьких актрис – одно было непонятно, почему Римма именно теперь проявляет такую прыткость. Все же знают, что его вызывали в самую строгую организацию. Или с ним кто-то встречался. В общем что-то такое было. Поговорили с ним, видать, строго, хорошо припугнули, хотя об этом Арсений сам не рассказывал, от Василия Зыкова слышали, но ходил он мрачный, в таком настроении, что подойти опасно.

Воспитанные девицы все-таки щадили неопытную Анну и не все доносили да ее ушей, а ведь Римма совсем обнаглела, прямо так и заявляла:

– Теперь он мой.

Планы у Риммы были самые серьезные, от которых отступиться не могла, потому что касались они будущей счастливой жизни. Она ж бегала в Дом кино, попадая на закрытые просмотры разными хитростями, насмотрелась зарубежных фильмов, которые показывали членам Союза кинематографистов, и, конечно, балдела от них. Еще бы! Там были постельные сцены! Этого в советском кино не увидишь. Так вот насмотрелась на экране «сладкой жизни» и чокнулась – «Хочу за бугор!» Фикс-идея такая возникла у нее, у дочери партийного босса. А мозги ей помутила именно та статья Арсения, которая ходила по рукам. В стране появились «инакомыслящие». О них много писали в газетах, клеймили. Но их уже не сажали в тюрьмы. Иных устраивали в дурдом. Других выдворяли из страны. Так вот Римма решила, что Корнеев будет диссидентом, и его вместе с ней вышвырнут за границу, а там радетели свободы слова встретят их с пудингами.