Эй лежала на пледе – то смеялась чему-то, то хмурилась. Смотрела на звезды. Ей-богу, там было на что пялиться.
– Смотрите, какая красота! – сказала Эй.
– Ерунда! Миллиарды маленьких точек, – сказал Луис.
– Идиот какой! Ничего не знаешь о звездах. Вот скажи, где находится Большая Медведица?
– Во владикавказском зоопарке. Большая медведица по кличке Альбина. Не очень она и большая, конечно, но то, что старая, – это точно, – сказал я.
– Ну-ка расскажи нам, Хетаг, о большой старой медведице по кличке Альбина. Какая она? Ты занимался с ней сексом? – сказал Луис.
– Я занимался с ней математикой. Основы алгебры. Ну и английским немного.
– Чушь, у тебя ужасный английский! – сказала Эй.
– Полетел! – Сэм, наконец, запустил фонарик. Он медленно поднимался в небо. Ветер относил его в сторону моря. Через полминуты он превратился в маленькую точку – почти как звезды над нашими головами.
– Загадали желание? – спросила Эй.
– Конечно! – сказал Луис.
Она лежала, а я смотрел на ею шею, волосы, плечи и – чего уж там – груди.
– А ты? – спросила меня Эй.
Я приготовился сказать свое любимое «ну», которым пользуюсь, когда пытаюсь подыскать слова.
А потом… Потом Луис лизнул ее в нос.
В пятницу утром мы позавтракали на балконе и пошли кто куда: Луис, я и Эй рванули в ближайший серф-сквот в Лос-Кристианос, а Сэм с Джейн поехали на такси в Эль-Медано.
В деревянном бунгало на Playa Las Vistas нам дали две доски, и мы зашли за ширму, чтобы напялить на себя гидрокостюмы. Эй сидела на черном валуне, в который бесстрашно врезались волны Атлантического океана.
В гидрокостюмах было неудобно и как-то смешно. Мы взяли доски и побежали в воду. Точнее, побежал Луис, а я плелся по песку, оставляя унылые следы. Дул теплый ветер, но дул он так серьезно, что было не очень и легко тащиться с доской до воды. Ветер фигачил в лицо, как будто не хотел подпускать к океану.
Когда вода была мне по пояс, Луис уже переваливался через волны, уплывая все дальше и дальше. Перед каждой волной он ловко запрыгивал на доску, давил на нее своим телом и медленно, но ритмично греб руками. Хорошо у него получалось.
Я же, как только под ногами исчезло дно, неловко плюхнулся на доску и тут же перевернулся. А потом – еще.
Притянув к себе доску тросом, я кое-как снова лег на ее поверхность и медленно поплыл в сторону Луиса. Он уже в третий раз подсаживался под большую волну. Резко разгоняясь руками, подпрыгивал на доску и скользил по пенистому гребню, лишь слегка балансируя туловищем. Он еще в Берлине рассказывал, что не очень и любит размахивать руками.
До Луиса было еще далеко, а я уже смертельно устал. Руки отказывались грести, и я время от времени неуклюже соскальзывал с доски. От этого еще больше уставал.
В конце концов, решил рискнуть на новой волне. Кое-как залез на доску и развернулся лицом к берегу. Волна была небольшая. Почувствовав толчок, я еле приподнялся на руках и тут же перевернулся. Доску отбросило куда-то назад, и я понял, что ничего у меня не получится.
Доплыв до доски, я сел на нее и еще долго, как поплавок, болтался на волнах. Смотрел на Луиса и дико завидовал. Там было еще много других серферов. Они сбивались в маленькие стайки и почти одновременно запрыгивали на доски, когда поднималась волна. Кто-то возвращался снова, кто-то, дотянув до берега, отдыхал на песке, чтобы потом снова рвануть в океан.
Я решил вернуться на берег. Лег на доску и греб в сторону Эй. Уже возле берега доска зарылась носом в дно, меня подбросило в воздух и накрыло набежавшей волной.
