Мои брови мигом взлетели до линии роста волос – такого удивления не испытывала достаточно давно.
— Можешь жить у меня, — он понизил голос, склонился к уху, чтобы сказать последнее тихо и целенаправленно. — Жить на правах хозяйки!
Я вздрогнула, и эта реакция не укрылась от мужчины. В глазах его полыхнуло какое-то странное, затравленное чувство, эмоция, названия которой не получилось бы подобрать.
Он коснулся своей седой бороды, нахмурился.
Подхватив поудобнее пакет, который тут же начал врезаться со всей силой тяжести в пальцы рук, мы с Энком поднялись по ступеням вверх, уходя прочь из оружейной лавки. И каждое мгновение, что я здесь находилась, чувствовала на себе прямой, тяжелый взгляд Шогаши, мужчины, который первым увидел нас на дороге к дому.
— А, новенькие! — солнце после темного полуподвального помещения ослепило, резануло сетчатку, и мы на мгновение затормозили, не зная, куда сделать шаг. День прочно обосновался в своих правах, и летняя жара уже начала раскачиваться, чтобы к обеду опалить своим вниманием любой участок, которого не посмела коснуться тень.
Дородная торговка булочками проходила мимо и не преминула прищурить глаза, чтобы понять: мы с ребенком только что побывали в месте, где продают оружие, пусть и для охоты, и выходим оттуда с большим тяжелым пакетом.
— А я вот сынку своему несу фруктов с маркета в конце последней улицы. Решила прогуляться до жары. Сегодня же обещали аномально жаркий день, хочу обернуться туда-обратно, да и мелкому своему приятно сделать.
Она подмигнула Энку.
— Мать всегда все сделает для своего ребенка, это уж все знают! А ты хочешь чего-нибудь? — обратилась она к нему, и Энк внимательно посмотрел на меня.
— Он…он не разговаривает, — будто бы оправдываясь, произнесла я.
— Надо же, а ведь такой большой, — она скосила глаза и подернула плечами.
Женщина поспешила дальше, оставляя за собой шлейф муки, корицы, яблок, и еще каких-то вкусных приправ, из которых и состоят эти аппетитные рогалики.
Я же перехватила ручку Энка покрепче и потянула его за собой.
Он не отставал в развитии, как многие думали.
Он просто не разговаривал.
Пока не разговаривал.
Однажды, я знала, он скажет главное слово…
— Пойдем, малыш, нам нужно вернуться домой пораньше, — несмотря на тяжесть железного капкана, почувствовала, как на душе становится немного легче. Булочница права – мать всегда все сделает для своего ребенка.
Путь домой оказался намного тяжелее, чем в деревню. Солнце жарило так сильно, что, казалось, хочет выпарить из всех живых существ остатки воды. И кто бы сказал, что недавно был дождь? Кажется, после сегодняшнего дня в мире не останется ни грамма влаги…
В течение оставшегося дня мы не выходили на улицу, но и в большом доме всегда было чем заняться – стирка, покраска, мелкая починка. Дом постепенно доверялся мне, открываясь все больше и больше, и походил уже не на того заброшенного в море кита, который забыл про весь мир, но уже разговаривал со мной, дыша в унисон, расправляя плавники.
Но едва стало прохладнее и вечерние цветы начали раскрывать свои бутоны, я снова прислушалась, высматривая за пределами забора желтые глаза животного. Казалось, что он где-то поблизости, ухмыляется раскрытой пастью, лязгает клыками, тяжело дышит, высунув красный здоровый язык.
Тяжелая коробка поддалась не сразу. Я вытащила железо, поставив капкан точно так, как учил Шогаши. Железо лязгнуло, и поддалось не сразу. Но едва расправило свои острые зубы, как все встало на место. Отлично. Прикрыв сооружение травой, землей, так, чтобы он не бросался в глаза, я погрозила пальцем Энку:
