Блуждающий - страница 35
Во время остановки я отошел от машины подальше, набрал родителям. Мы немного поболтали, пока «поезд стоял на станции», а потом написал Косте, уверил его в своей сохранности и задремал.
Глава VIII: Молчание ягнят
Я стоял у рукомойника в придорожной забегаловке, в которую мы заехали за чем-то для машины, и усердно думал. Зашел надеть другую кофту, а вместо этого обдумывал жизнь и переживал. Я всегда знал, что обратиться к другу мог по любому поводу, будь то контрольная по алгебре или выдуманный повод прогулять уроки. Скука и сомнения – это вообще его специальность, и будто позабыл, что Костик обычно спал до полудня или вообще вставал к обеду. Он еще большая соня, чем я, но при этом мог еще и гулять до полуночи со своими друзьями, когда мне дозволялось только спать. Дозвониться до него в без предупреждения было волшебной случайностью. Но тут он ответил.
«Ну конечно, он же уезжает, наверное,» – догадался я.
Костик, казалось, совсем не волновался. Был бы взволнован, не ответил бы так быстро, не говорил бы так насмешливо о том, как суетились дома его родители в поиске документов, а отписался бы, мол, некогда.
Он был охотник поговорить и в тот день. И стоило мне ответить на его звонок, сразу же услышал несерьезное:
– Ну что там с твоей психованной? – Костик прихлебывал чай и разговаривал одновременно.
Конечно, знай я больше, вернее, знай я хоть что-то дельное, – рассказал бы. Как на духу бы все выложил, не задумываясь даже, что разговоры наши с Тоней предназначались исключительно для двоих, и Костя Зайцев в эту пару не входил. Но, к моему же счастью, известно о спутнице было ничтожно мало.
Костик воспринял мои рассказы в шутку. Отсмеялся, сказал, что в собственной задумчивости был виноват сам и пожелал поскорее понравиться неразговорчивой спутнице.
«Конечно, ему-то легко говорить», – подумал я. Но стоило представить себя на месте Костика, как передумал. У меня все-таки интереснее.
Оторваться от разговора помог мне только настойчивый стук в дверь, который я даже не сразу услышал. А когда звук повторился во второй или даже третий раз, громкий и уже напоминавший шумную работу дятла, вздохнул, попрощался с Костей и поплелся к двери.
В коридоре стояла Тоня
– Я думала, ты уже все, – с привычной холодностью сказала она. – Давай. Нужно ехать.
– Уже? Я же только пришел. Может, поедим?
Она, прежде уже направившаяся к выходу, остановилась, посмотрела на меня с прищуром и хмыкнула пренебрежительно.
– Кажется, ты немного перепутал турецкий «все включено» с российским «плати и проваливай».
– Нет, ну перекусить-то…
– Некоторые медики утверждают, что человек может обходиться без еды месяц, а иногда даже больше. Ты парень не из хилых, так что до Москвы я могу и не останавливаться, – произнесла Тоня и пожала плечами.
Я почувствовал, как холодок покусал кожу на спине. Что-то почти не сомневался в том, что Тоня вполне могла устроить мне голодную изоляцию, если бы очень захотела. Вела-то она. И моя жизнь, по большему счету, зависела от Тониного настроения.
– Нет, ну медики, может, и утверждают, но ты же не медик.
Тоня криво улыбнулась.
– Шучу я. Остановимся, поешь, но чуть позже.
Тонина машина стояла далеко, в тени невысокого деревца, прикрывавшего только передние сиденья. Тоня сидела на моем месте, открыв дверь и полностью высунувшись на улицу, и курила.
Стоило мне увидеть ее, как в голове проявилась очередная колючая мысль – Тоня ведь даже курила как-то по-особенному. Как-то не по-человечески. Волшебно. Мне показалось, что она не просто извергала прогорклый серый дым изо рта, не просто намеренно приводила свои белоснежные ровные зубы в состояние желтых околышей. Тоня курила изящно, каждое ее движение было вымерено до мелочей, каждый вздох, каждое прикосновение к фильтру, каждая затяжка. Она курила так, будто для нее это не вредная привычка, а завершающий штрих образа, аристократично подносила толстую сигарету к накрашенным темной помадой губам, с наслаждением затягивалась и выдыхала тонкую струйку светло-серого дыма, который сразу же рассеивался в горячем воздухе. Я невольно засмотрелся. Она вновь была восхитительной загадкой. Хотя и не переставала ей быть ни на минуту.