Блюз поребриков по венам - страница 34
А я помогал, чем мог. Учился неплохо, проблем не создавал, по хозяйству шпарил, за что имел долю в доходе. ТётьДаша большую часть моего заработка откладывала на будущее, за что ей спасибо. Но и на карманные деньги выдавала, не жмотилась. Жил я с ней мирно до девятого класса. А после поступил в школу милиции в Краснодаре. По окончании приехал в Питер, поступил на вышку. Вот тут отложенные ТётьДашей деньги и пригодились: и на учёбу, и на квартиру. На машину это я потом сам заработал.
***
– А вот тут у меня синенькие по-армянски, кровяночка своя, домашняя, облепиха протёртая, прошлого года, правда, в этом не уродилась, – обстоятельно перечисляла тётьДаша где-то рядом со мной.
Я открыл глаза. Организм проснулся, а вот мозг ещё пробуксовывал. Ночью озноб прошёл, а вот голоса не ушли. Они спорили, пытались втянуть меня в диалог, один, особенно противный, даже обзывался! Я и тётин голос попервой принял за глюки, но нет. Вот она сидит с краю койки и раздаривает гостинцы врачу и медсестричке. А те берут, благодарят. Хм, попробовали бы они не взять. Или не отблагодарить! ТётьДаша женщина решительная, решит любые проблемы.
– А тут у меня свининка, – она бухнула по столу трёхлитровой банкой, где были плотно-плотно уложены куски мяса и сала.
Рецепт свой тётка не раскрывала, но мясо выходило вкусное, солёное с ароматом специй. Я непроизвольно сглотнул набежавшую слюну.
– Шелковицы баночка к чаю, аджичка, лечо. Непременно с рыганом, для аромата. Синенькие, фаршированные морковчой. Я маловато что-то взяла, всего три баночки. Малинка хороша при простуде. Лычка маринованная, – тётя продолжала вынимать из сумок снедь. И как она только всё это допёрла?! – Да вы берите-берите, не стесняйтесь. Я хоть баба простая, но благодарить умею!
А господа медики уже и не стеснялись, хватали баночки и банки, рассовывали по карманам, прижимали к груди как огромную ценность. Ещё бы! В магазинах такую вкуснятину не найдёшь, я искал.
– Мне-то хоть оставила? – просипел с трудом.
– Ой, батюшки святы! – ТётьДаша обернулась ко мне и накинулась с объятиями, причитая: – Ну как же так, Климушка?! Что же это такое? Я всё побросала и бегом к тебе! А ты! Бледный, губы синие, похудел-то как.
Врач еле ко мне пробился для осмотра. Пощупал руку, посветил в глаза фонариком, медсестричка измерила температуру. Потом пришла другая, нацедила крови, потом ещё пришёл врач, осмотрел и разрешил вставать. Все из медперсонала покидали мою палату с гостиницами и при хорошем настроении. ТётьДаша умеет налаживать связи, недаром она столько лет увиливала от налогов.
Про мучившие меня голоса я промолчал, списал на побочку от лекарств. И следующую ночь спал тихо и спокойно, а на утро вместо соседа на койке увидел огромного осьминога, курящего трубку и листающего газету. Чуть не обмочился. А когда проморгался, то оказалось, что сосед перелёг на третью пустующую койку, а на соседней одеяло рулоном свернул. И привидится же такое!
Через пару дней меня навестили ребята из отдела, рассказали новости, даже Авсейков заезжал, велел хорошо лечиться и не отлынивать от процедур. А я и не отлынивал. После того, как выписали соседа, я остался один в трёхместный палате и очень усердно выполнял все процедуры с медсестричками.
К концу второй недели, когда врач стал поговаривать о выписке, ко мне заявился офигеть какой колоритный мужик.
– Дизверко Станислав Аристархович, – представился дядька со странными жёлто-карими глазами и жутким вертикальным зрачком.