Я остановилась встревоженная, взволнованная, удивлённая и испуганная. Кто, кто меня ищет? Кто хочет, чтоб я его нашла? Марк, мелькнуло в голове. А чего ему меня искать, он прекрасно знает, где я. Ну тогда кто?
В то время этот вопрос остался без ответа… Но он был каким-то символическим, я его почти забыла, но в душе он осел.
Наконец начался учебный год…
Первая лекция была в большой химической аудитории, там на стенах были барельефы с портретами Бутлерова, Менделеева.
Лекцию читал профессор Михаил Григорьевич Фихтенгольц.
На кафедру взошёл высокий, стройный, очень красивый человек, примерно сорока пяти – пятидесяти пяти лет. На висках была уже седина. В бороде тоже сверкали белые нити.
Он поклонился нам и начал лекцию непринуждённо, живо и очень интересно.
Первая, вводная часть была о том, что мы пришли овладевать наукой, и он желает нам и призывает нас не жалеть ни времени, ни сил для достижения этой светлой цели. И уверен, что мы не посрамим этих священных стен. Далее он сказал о том, что, принимая экзамены у большей части аудитории, педагоги убедились, что пришли способные, талантливые люди, которые смогут поддержать и продолжить развитие науки. За тех же, кто экзамены не сдавал, имея аттестат с отличием, он поручиться не может, но время покажет и отбросит случайных людей в науке; и далее начал вводить нас в начала математического анализа. Лекции его были ясны и остроумны. И если попадались непонятные моменты, то он их пояснял какими-нибудь бытовыми примерами или анекдотами, и это помогало понимать новую непривычную математику бесконечно малых, а заодно давало возможность студентам передохнуть.
Профессор Фихтенгольц был великолепным педагогом, и мы его любили. Он требовал от студентов абсолютного понимания вопроса, и многим поначалу нелегко было погрузиться в этот совершенно новый мир математики с его первыми, вторыми, энными производными, где каждая из них имела свои свойства, в мир n-мерного пространства, в мир пределов и бесконечностей. В мир доказательства теорем, хотя бы таких, как теорема Коши, доказательство которой заключалось в делении пространства на две части, одна часть отбрасывалась, в другой части, в которой предположительно находилась переменная, деление продолжалось бесконечно, пока не оставалась ничтожно малая величина, которая каким-то образом своим бесконечно малым значением доказывала необходимую нам истину. Доказательство этой теоремы называлось «поимка льва (или тигра) в пустыне». И подобных доказательств было полно. Мы должны были оперировать в n-мерном пространстве, которого никоим образом даже отдалённо не могли себе представить (за исключением четырёхмерного – зеркало и рыба). Это, скорее, были философские рассуждения, нежели математические.
Конец ознакомительного фрагмента.
