– Ну, слушай. – Медоуса взяла с подноса синюю виноградинку, задумчиво положила в рот, и Салтан не мог оторвать глаз от ее ярких губ, пока она жевала. – Есть белый свет, и есть темный свет. В белом свете одни силы правят, в темном – другие, и даже я всех тех сил не знаю. В Подземье Кощеевом стоят горы Волотовы, и живут в них волоты – те, что прежде людей землей владели да после под землю ушли.
Салтан кивнул: сказаний о волотах он знал немало.
– И жизнь их идет своим порядком. Солнце днем над землей на конях ездит, ночью – под землей на лебединых крыльях летает, стало быть, когда у вас день, у них ночь.
– А сейчас-то мы в каком свете: белом или темном?
– Сейчас мы на границе меж тем и другим. Куда я выведу отсюда, туда ты и выйдешь. И у них, у волотов, свои порядки заведены, как у людей, свои обычаи, только все наоборот. А есть и такие там чудища, коим никакие законы не писаны, обычаи неведомы. Вышел раз летом, в самый праздник Купальский, князь волотов Мракота из дома, стал свое хозяйство проверять – а лучшего его быка и нету. А виден только след такой, будто змеи огромные проползли. Взял он свою дубину любимую, самую большую, из цельного дуба кряковитого вытесанную, и пошел по тому следу. Шел, шел, до самых темных пещер добрался, куда и ему-то идти было боязно, ибо живет там тьма предначальная. И нашел Мракота в дальней пещере своего быка, а при нем – чудище: выше пояса оно как женщина, а ниже бедер вместо ног – четыре хвоста змеиных. Во времена незапамятные была она богиней и целые народы порождала, а ныне ушла в глуби земные и никто уже о ней и не помнит. Но лицо и телом женским была она столь прекрасна, что позабыл обо всем Мракота и вступил с ней в супружество…
Вообразив это, Салтан ощутил тягу перекреститься, но не посмел шевельнуться, чтобы не отвлечь Медоусу от рассказа. Но все же бросил оценивающий взор на подол ее платья: тонкий шелк обрисовывал человеческие бедра и голени, и видна была небольшая изящная ступня. На душе несколько полегчало.
– Богиня змееногая плод носила чуть не три года, а потом сына родила. Взял его себе Мракота, назвал Тархом, что значит «сильный, могучий, волнующий». А у них, у волотов, в середине лета, на солнцестоянии, нельзя жениться, как вам, людям, нельзя на солоноворот. Родился Тарх к исходу марта, когда земное солнце на лето поворачивает, силу набирает. И потому в своем подземном царстве был он проклят. И сказала Мракоте змееногая богиня: сын мрака рожден для света, в белом свете ему жить. Но чтобы не нарушилось равновесие мировое, другой царский сын должен здесь, в темном свете, его заменить. И призвал меня Мракота, и передал волю супруги своей ужасающей…
Медоуса замолчала, опустила веки, снова взяла Салтана за руку и не отпустила. По ее лицу проносились тени жутких воспоминаний, и Салтан невольно ощутил сочувствие к ней. Она могущественнее всех земных цариц и королев, но и упаси бог от такого могущества и налагаемых им обязанностей.
– Повелела она найти в белом свете дитя, что было бы рождено в нарушение трех запретов и создано для темного света, – снова заговорила Медоуса, не открывая глаз, и ее черные девичьи ресницы трепетали. – Вышла я в белый свет, повитухой обрядилась, нос подлиннее отрастила да на поиски пустилась. – Она открыла глаза, в голосе ее зазвучала приправленная насмешкой жалоба. – Ходила, бродила, все царства-государства исходила… три пары сапог железных сносила, три посоха железных истерла, три каравая железных сглодала – не нашла такого дитяти. Да и поняла: надобно мне сперва сыскать для него родителей…
