Постарайся, мальчик. Наивность только чуть-чуть подрастеряй и пафос подотри. Я, вообще-то, тоже против насилия, вот только… Не хочется тебя разочаровывать, но боюсь, я тут одна такая, с семенами. И война вряд ли закончится по одному лишь твоему слову, будь ты хоть тысячу раз принц.
3. Глава 2. Новая жизнь
Как я и думала, война не закончилась ни через год, ни через два, ни через пять. Мне, правда, было совершенно фиолетово. Меня кормили, одевали («по-взрослому», после моих многочисленных требований), разрешали играть, и я не чувствовала, что что-то в нашем мире не так. На столицу никто не нападал, и эльфов я больше не видела. Да и армия, по большей части, находилась где-то там, далеко, что очень расстраивало моих многочисленных сестер, изнывающих от тоски по крепким телам воинов.
Эта часть жизни ххаши, кстати, оказалась для меня неприятным сюрпризом. Как-то раз я поинтересовалась у Фени, отчего Гарилла, которая все еще жила со мной в одной комнате и числилась в подопечных няни, так лепится чуть ли не к каждому встречному мужику. И, после небольшого семейного совета, была удостоена обширной лекцией о половом созревании, пестиках-тычинках и прочих «взрослых» знаниях.
Слушать было и смешно, и… немного страшно. Как выяснилось, сильное, практически нестерпимое влечение к мужчинам – неприятный побочный эффект взросления ххаши. Неприятный для меня с моими принципами и желанный для других моих сестер. Они не видели в этом ничего дурного и в свое время ждали «возраста зрелости» с нетерпением. И не только они, но и все живущие неподалеку мужчины.
А мне-то что было делать? От своей клятвы я отказываться не собиралась, меня все еще преследовало воспоминание о собственной смерти. Правда, с некоторых пор оно стало бледнеть, и порой мне даже удавалось отогнать его прежде, чем оно развернет щупальца. Разве только кошмары продолжали сниться.
В остальном моя жизнь была чудесной. Не считая игр в дочки-матери, которые мне изначально не понравились. Потомившись среди сопливых сверстниц, я прибилась к компании постарше, сначала в качестве этакого хвостика-талисмана, а чуть позже стала заводилой. Под моим руководством пацаны возвели у реки целую крепость: там был и домик на дереве, и землянка, и шалаш, и плот, и даже свой собственный частокол. Ребятам для игр в войнушку этого было более, чем достаточно, а вот мне все время хотелось большего.
Я научилась ловко драться на кулаках и палках, заменявших нам мечи. Хотела было научиться стрелять из лука, но как-то не срослось: пинать и бить чучело палкой, представляя того гада, чья ночь удовольствия стала моей смертью, было гораздо приятнее, чем возиться с тугой и непослушной тетивой.
- А ну, спускайся, паршивка! – кричала Феня, прыгая по вязкой прибрежной грязи и пытаясь достать меня скрученным в жгут фартуком. – Спускайся, а то матушке расскажу! Разве это дело для юной ххаши – по деревьям лазать?
А я только высовывала язык, свешиваясь из окна нашей «сторожевой башни» - домика на старой, узловатой иве. Доски подо мной подозрительно скрипели и прогибались, но держались.
- Пли! – велела я, махнув рукой, и засевшие на ветках мальчишки принялись бросаться заранее заготовленными кедровыми шишками – точнее, опустевшими и потому легкими остатками от оных. Феня завизжала и принялась бегать туда-сюда, не зная, куда бежать и где спасаться. Некоторые снаряды падали в воду, вздымая брызги. В какой-то момент Феня поскользнулась и скатилась по склизкому берегу прямо в реку.
