– Я – не уродина, – хмыкает девушка. – А вы, доктор Бергманн, какой-то неправильный мужчина. – И с вызовом: – Правильный давным-давно залез бы мне под юбку и не ломался, словно маленький мальчик.
Не знаю даже, как на это реагировать: рассердиться или все-таки рассмеяться. Рассмеяться все-таки предпочтительнее...
– Элла, ваши представления о «правильных» мужчинах почерпнуты в основном из неправильного источника, женских любовных романов, как я понимаю. – И снова: – Правильные мужчины, по-настоящему правильные мужчины, женам с первыми встречными не изменяют... Даже если эти «первые встречные» сами суют все свои прелести им прямо в лицо. – Потом перевожу дыхание и припечатываю: – Я вчера вашего друга изловил – Феликса, помните такого? – он мне своими художествами не только гараж испортил – машину изрисовал. И все из ревности, между прочим... Считает, что это я вас с пути истинного сбиваю. Что это из-за меня вы принципам своим изменяете: друзей старых забываете, юбки короткие носить стали... – Последнее выходит достаточно желчным, полным насмешливости голосом, и Элла спадает с лица.
Не от тона, нет, – от услышанных слов.
– Что еще вам наговорил этот глупый мальчишка? – осведомляется она с непривычной серьезностью. – Какие еще байки наплел вам на радость?
– Много чего. Всего и не упомнить... – Гляжу на наручные часы. – Мило так побеседовали за чашечкой чая! А теперь пора на работу. Пожалуй, поспешим!
Ощущаю себя победителем в не понятно, когда начавшемся поединке, и это здорово кружит голову. Так и хочется подпрыгнуть повыше, потрясая в воздухе победно сжатым кулаком... Даже постукивающая каблучками Элла неожиданно не раздражает: ее понурый вид – венец моего торжества.
– Так что он вам наговорил? – настойчиво повторяет она, вот только я не собираюсь развлекать ее разговорами. Пусть помучается неизвестностью…
– Много чего… Очень много чего.
На этом мы и расходимся каждый по своим делам, и я все утро пребываю в самом радужном расположении духа: улыбаюсь Марии и хихикающим за спиной девчонкам-практиканткам, шучу с пациентами и почти не обращаю внимание на вызывающий вид поверженной ученицы – жду часы икс, долженствующего пробить в обеденный перерыв.
Мы сговорились с Феликсом еще прошлым вечером... Он должен появиться с минуты на минуту. Я специально занимаю место в первом ряду: за стойкой регистрации, позади увлеченной какими-то бумагами Марии.
В этот момент и раздается звонок...
– Странно, – произносит помощница, – на это время никто не записан. – Кнопку, однако, нажимает, и в приемную вваливается... огромный букет цветов. Пламенеющих алых роз... Веснушчатое лицо юного «Пикассо» практически неразличимо за ними, а вот голос звучит очень даже бодро:
– Могу я видеть Эллу Вальц? – спрашивает он. – У меня послание для нее.
Одна из практиканток кидается на поиски девушки, и вскоре весь мой немногочисленный рабочий коллектив собирается в приемной в ожидании ее появления. Как же, такое событие!
– Феликс? – Элла появляется из третьей смотровой, глядит на парня большими недоуменными глазами, слегка отводит букет в сторону, чтобы лучше видеть его лицо. – Что ты здесь делаешь?
Итак, сейчас главное не спасовать, малыш: дари букет и приглашай девушку на свидание.
– Хотел вот... цветы тебе подарить, – бубнит мой смутившийся протеже. – Приятное сделать... Надеюсь, ты любишь красные розы? – Бросает взгляд в мою сторону. – Мне говорили, все девушки любят красные розы... – И снова: – Нет, если ты не любишь... – парнишка замолкает, совершенно, окончательно и бесповоротно смущенный устремленными на себя взглядами незнакомых людей и молчанием Эллы соответственно.
