Справа от меня, прикрыв рукой рот, закашливается Валера Антипов; покрасневший от натуги Колесов тщетно пытается спрятать смех, а остальные увлечённо разглядывают стол. Гордиенко в компании не любят, но открыто против него не выступают, потому что знают, чем это чревато.
— На этом совещание закончено, — сухо произносит генеральный, поднимаясь. И уж мягче: — Матвей Андреевич, задержись на пару слов.
Я даже думать не буду, что ещё они хотят обсудить. Может быть, установку садового бассейна или средства для увеличения потенции. Наплевать. И мне не стыдно, что я не умею подходить к вопросу тыловыми путями. Через оральные ласки директорского ануса. Хотела бы стать дешёвой проституткой — ограничилась бы наращёнными волосами, а не заканчивала Высшую школу экономики.
— Ну как? — Ирина, держа в руках две чашки с кофе, встречает меня возле двери кабинета.
— Беседка с мангалом с лёгкостью обошла многомиллионный контракт, — цежу я, забирая у неё одну. — Можно без сочувственных взглядов, ладно?
— Да я и не собиралась. Даже наоборот. Посмотри, какую прелесть тебе принесли.
Распахнув дверь в кабинет, я растерянно застываю на пороге. На столе, где редко появляется что-то кроме ноутбука и ежедневника, стоит огромная корзина с ландышами.
— А пахнет как, а? — с восхищением щебечет Ирина. — Пока ты на совещании была, принесли. Ну и хрен с ним, с контрактом и Гордиенко, Мирр, когда на личном фронте всё цветет и благоухает.
Отмерев, я быстро шагаю к столу и выдёргиваю записку, зажатую между тугими продольными листьями.
«Хорошего рабочего дня, Ландыш. Жаль, что в тот вечер не удалось поговорить. P.S. Как видишь, я не теряю надежды».
Я не говорю Ире, что на деле моя личная жизнь воняет как помойка, и после того как она уходит, отправляю корзину под стол. Прощение никогда не давалось мне просто, а в случае с бывшим мужем оно и вовсе невозможно. То сообщение не изгнать из памяти, как ни старайся. На что Дима вообще рассчитывает? Наша история уже пережила все самые лучшие и худшие моменты и однозначно навсегда закончена.
Ещё никогда рабочий день не проходил настолько бесцельно. От того, что я потерпела сокрушительную неудачу, мои мысли стремятся вырваться за пределы кабинета, то и дело возвращаясь в пахнущую туалетной водой машину. Чёткой картины произошедшего у меня нет — есть вспышки кадров и ощущений. Рука на моём колене, пробирающаяся мне под юбку. Синие глаза. Жарко, туго, горячо... Темно, влажно, непередаваемо.
Спазм возбуждения в сотый раз скручивает живот, и я, закрыв глаза, откидываюсь в кресло. Как будет выглядеть, если я скажу, что плохо себя чувствую и уеду домой? Как позорная капитуляция?
— Может, в «Тринити» зайдём и выпьем вина? — спрашивает Ирина, когда после окончания рабочего дня мы шагаем по вестибюлю к выходу. — Ты такая расстроенная днём была. Мне кажется, тебе над немного выпустить пар.
Настроение у меня и правда паршивое, но идти куда-то «выпускать пар» — совсем не то, чего мне хочется. Чего именно хочется, я не могу сформулировать, но точно не этого.
— В другой раз, Ирин, ладно? — в благодарность за участие и сопереживание я быстро обнимаю её и целую в щёку. — Сегодня я как будто устала. Надо восстановиться.
— А вы ведь, если не ошибаюсь, домой пешком добираетесь, Мирра Георгиевна, — раздаётся так близко к шее, что нервные окончания немедленно подбираются к поверхности кожи. — Могу вас довезти.
