Бабушка подслеповато прищурилась, и я поняла, почему теперь у нее не было заказчиков. И она, снова будто прочитав мои мысли, кивнула:
– Слепой курице – всё пшеница. Но-но, не куксись! Вышивать я, и правда, не могу, но в остальном себя обихаживаю. Да что мы всё обо мне да обо мне? Ты-то как тут оказалась? И почему одна? Неужто до сих пор не замужем? Я полагала, ты давно уже какая-нибудь герцогиня, а то и принцесса.
О титулах она говорила безо всякого придыхания, скорее с насмешкой. А вот мне о них совсем не хотелось говорить. Особенно сейчас.
– Я погощу у тебя недельку-другую, хорошо? Как думаешь, если я вышью что-нибудь, это можно будет продать?
У меня были с собой деньги, но это были деньги отца, и я знала, что бабушка откажется их принять.
– А отец знает, что ты здесь? – бабушка нахмурилась.
Я не стала врать и покачала головой. Но даже если бы князь Деламар лично приехал, чтобы увезти меня домой, я нашла бы, что ему сказать. Отец панически боялся скандалов, и если бы я пригрозила, что расскажу о бабушке докучливым газетчикам, он позволил бы мне здесь остаться – разумеется, инкогнито.
Напившись чаю, мы вернулись в гостиную. Я подошла к пяльцам, провела рукой по тонкой ткани, на которой были всего несколько стежков.
– Ты разве не разучилась вышивать? – с сомнением спросила бабушка.
О нет, я часто практиковалась! И хотя матушка полагала, что благородная барышня должна вышивать не крестиком (такое подходит только девицам из народа), а исключительно гладью, мои пальцы помнили всё, чему их научили в детстве.
– Красная нить – для оберега от измен. Зеленая – для финансового благополучия. Фиолетовая – для успехов в учебе. Так?
Бабушка кивнула, и на бледных губах ее промелькнула улыбка.
– Спать тут, на диване, будешь. Из твоей прежней комнаты пыль неделю выметать нужно. Да ты на ту кроватку уже и не поместишься.
Я поцеловала ее в морщинистую щеку и побежала к мосту, чтобы заплатить вознице и предупредить его, что я не поеду в Аньер. А потом не поленилась и прогулялась до конца улицы Зеленщиков.
Булочная месье Трюваля была на прежнем месте, и за большим прилавком стоял сам хозяин. Я поприветствовала его, но он, конечно, меня не узнал, и мне пришлось назвать себя. Он долго разглядывал меня, а потом прослезился.
– Ну, надо же – мадемуазель Диана! А ведь я знал тебя совсем малышкой! В какую же красавицу ты превратилась!
Я купила свежего хлеба, мягких, пахнущих ванилью круассанов и горячий (только из печи!) пирог с мясом и домашним сыром. Гулять так гулять! Месье Трюваль упаковал всё в большой бумажный пакет, и когда я уже выходила из булочной, сказал:
– Мадам Фонтане читала нам твои письма, и мы всё гадали, когда же ты сама приедешь сюда.
Я закусила губу, чтобы сдержать слёзы. И долго бродила по улицам, прежде чем вернулась в бабушкин дом.
Я никогда не писала ей писем. Я была уверена, что мне было уже некому писать. А она нуждалась во мне – моя старенькая бабушка, всегда старавшаяся казаться сильной и независимой.
Интересно, догадывались ли соседи, что эти письма она писала себе сама? И при мысли о том, что догадывались и за ее спиной посмеивались над ней, мое сердце сжалось. В этот момент я ненавидела князя Деламар.
10. Глава 10. Эвелин
Ей пришлось ограничиться фруктами. Раз уж сам высокородный дракон брал их руками, то так же могла поступить и она сама, не нарушив никакого столового этикета. Правда, даже в этом она себя сдержала. В одном светском журнале она читала, что незамужние аристократки должны в присутствии малознакомых людей есть как птички. Именно так она и позавтракала.
