Хотя нет… Ну с чего бы? Просто совпадение. Печенье. Кофе. Нервы. Возраст.
Но внутри что-то дрогнуло.
А потом снова щёлкнуло.
И я вышел на улицу. Впереди – дорога. Домой. В Смоленск. С тайной, которую, возможно, никогда никому не расскажу. Или расскажу. Через пару глав.
Ведь, как известно, у каждого окна – есть замерщик.
А у каждой мечты – срок годности.
***
Домой я добрался без приключений. Ну почти.
Хотя, если называть вещи своими именами – с моим везением даже путь в булочную превращается в экспедицию с потерями. Но в этот раз всё выглядело довольно стандартно: вокзал, билет, чай в пластиковом стакане, и я – у окна, с рюкзаком, набитым формами, каталогами и какими-то непонятными бумажками, которые никто никогда не читает, но очень важно таскать с собой. Всё шло нормально. Минут тридцать.
А потом поезд встал.
Не в смысле "приехал на станцию" или "остановился по графику". Нет. Он просто встал – посреди поля, где даже вышки связи стоят, как старики на лавочке: есть, но толку никакого. Полустанок. Название, которого никто не выговаривает, а машинист, кажется, вообще не хотел здесь останавливаться.
Жара стояла такая, что в вагоне можно было открывать спа-салон. Люди начали потеть, как бутерброды в полиэтилене. Кто-то достал веер, кто-то расстегнул рубашку, кто-то проклинал всё РЖД целиком, включая их прадедов.
А я сидел, держа в руке тот самый брелок. Чёрный, с красной кнопкой.
Пальцы перебирали его машинально. Я смотрел в окно, а в голове крутилась одна мысль: "Ну что за жизнь, Господи, ну почему даже домой нельзя добраться без приключений?"
И вдруг сам с собой, почти вслух, выдохнул:
– Господи, сделай так, чтобы этот поезд до Смоленска доехал без остановок…
Сказал – и замер. Ну, чисто на всякий случай. Проверить, вдруг не совпадение?
Через пару минут, будто кто-то за кулисами дал отмашку, поезд рванул. Не просто поехал, а как будто кто-то под него фейерверки подложил. Доехали до Смоленска не за положенные пять часов, а за три с хвостиком, с ветерком и пониженной вероятностью сойти с ума. Окна были открыты, и прохладный воздух разносил по вагону запахи зелени, пыльной дороги и неожиданной свободы. Люди улыбались. Кто-то даже сказал: "Вот это сервис!" Я кивнул и машинально спрятал брелок глубже в карман.
Дома всё было на месте. Даже чересчур.
Брат – в наушниках, погружён в свой виртуальный мир, где спасение галактики почему-то важнее вынести мусор. Мама – на кухне, жарит что-то, что пахнет так, будто это последнее, что ты должен съесть перед Раем. Я прошёл по коридору, кинул рюкзак в угол и просто сел. Как будто день в Москве был не командировкой, а странной, слегка сюрреалистичной экспедицией. Отстёгивать ремень безопасности не требовалось, но внутренне – очень даже хотелось.
Утром я вернулся на работу. Обычный день. Или почти.
Первое, что бросилось в глаза – фотография Шрека.
На подставке, с чёрной лентой. Рядом ваза, в которой кто-то предусмотрительно всунул букет, будто пытаясь компенсировать десятилетия гнёта и производственного маразма одним флористическим жестом.
Я замер. В буквальном смысле. Потому что, несмотря на весь трэш, что происходил до этого, увидеть Шрека мёртвым – это было… как если бы вдруг выяснилось, что бухгалтерия умеет летать.
В офисе стояла тишина. Ненормальная. Даже Витёк из отдела снабжения, который обычно в девять утра уже орал в трубку так, будто спасал мир, сидел молча, глядя в монитор, будто там трансляция с Марса.
