Читать онлайн Георгий Егоров - Брелок желаний

ГЛАВА 1 «НАХОДКА»

Я – Матвей Смирнов. По паспорту. По жизни – МОТ. Так прозвали меня друзья ещё в институте, и прилипло. Мо́т – не в смысле модный, а потому что Мотыль. Бестолковый, суетливый, лёгкий на подъем и чуть-чуть пыльный. Как крыло у бабочки после дождя.

Я – самый обычный человек из самого обычного города – Смоленска. Работаю в компании, где продают пластиковые окна, резинки, фурнитуру и прочую оконную дребедень, которой в принципе никто не интересуется, пока у него не начнёт сквозить. На визитке у меня написано: «Специалист по замерам и эскизам», но на деле я просто езжу по адресам и меряю людям дырки в стенах. Причём иногда в метафорическом смысле тоже.

Коллеги зовут меня задротом – за очки, манеру говорить, любовь к StarCraft и за то, что я, мать его, знаю, как правильно склоняется слово «жалюзи». А начальник, Егор Александрович – конченый бюрократ и по совместительству душнила века – зовёт меня «Матвей Сергеевич», с выражением лица, как будто собирается принести соболезнования.

А я что? Я парень не гордый. Работаю, как вол. Домой прихожу – брат младший за компом. Учится в девятом классе, но уже хакнул школьный дневник и подменил себе оценки. Я же в его возрасте только в шахматы играл и учил наизусть Уголовный кодекс, мечтая быть адвокатом. Ну, или хотя бы прокурором, как в сериале.

Живу с мамой, братом и котом по кличке Григорий. Григорий – главное существо в нашей квартире. Однажды я нашёл его сидящим за клавиатурой, и он, не моргнув набрал: «я вас всех ненавижу». С тех пор стараюсь с ним не спорить.

Моя жизнь – серая как наш Смоленский ноябрь: ничего не происходит, все куда-то спешат, грязь по колено, и только иногда случаются командировки. В Москву.

О, Москва… Место, где здания вырастают выше твоих амбиций, где пробки дольше твоих отношений, и где работает… Юленька.

Юля. Или как я её называю в мыслях – Богиня. Нет, не потому что я религиозный. А потому что, глядя на неё, хочется сразу уверовать. Высокая, минимум метр восемьдесят, грудь как у победительницы конкурса «Молочная ферма года», талия – ножом не зацепишь, волосы – завиваются от природы, как настроение у начальства. Она – лицо московского офиса, а по слухам – и кое-что ещё для нашего Шрека. Шрек – это Егор Александрович. Он не зелёный, конечно, но по степени харизмы, эстетике и размеру живота – вполне каноничный персонаж.

Юля – та ещё загадка. У неё в WhatsApp на аватарке фото, которое можно распечатать и в рамке хранить как национальное достояние. А вот в Instagram – блок. Для меня. Я, конечно, просил её добавить. Трижды. Первый раз – с намёком, второй – с открыткой, третий – после пары бокалов. Результат один: «Юля ограничила доступ к своей странице». Точка. Без объяснений. Без шансов. Как и моя личная жизнь.

– Смирнов… – говорила она всегда, выделяя фамилию с такой интонацией, будто проверяла её на прочность. – Приехал? Устал? Хочешь кофе халявного хлебнуть?

И вот стою я в московском офисе, держу в руках термокружку, в голове шумит от дороги, в штанах – от Юли, а сам думаю: «Господи, почему я такой задрот?»

Я действительно задрот. Рост – метр семьдесят пять в ботинках с толстой подошвой. Вес – сорок восемь кило после борща. Очки – как у школьной библиотекарши. В народе меня назвали бы не «ботан», а «пожизненный ботан с правом ношения оправы». И это при том, что я закончил школу с золотой медалью, поступил на экономический… и бросил бюджет и ушел на заочку. Не сразу. Сперва пошёл работать к Шреку. На подработку. А потом понял, что «подработка» превратилась в «постоянку», с которой, как с плохой привычкой, уже не слезешь.

Но я живу. Я держусь. Я даже езжу на «Ласточке» в Москву раз в неделю – проверять косяки, делать перемеры, отчитываться лично Юле, которая всё это время продолжает быть женщиной моей мечты и причиной моих вечеров под пледом, и фантазиями.

Юля, кстати, отлично знает, что я на неё западаю. У неё на это идеальный радар – как у кошки, только вместо звука она улавливает поникшие взгляды и застенчивые улыбки. Но не даёт ни малейшего шанса. Потому что я для неё – Смирнов. Сотрудник. С явными признаками слабости к шоколадному батончику в её ящике стола.

– Смирнов, у тебя есть задание. На Таганке. Там окно шатается, как твоя самооценка.

Вот скажите мне, за что я сохну по этой женщине?

Командировки в Москву – это маленькие путешествия в страну под названием «А вдруг». А вдруг посмотрит? А вдруг улыбнётся? А вдруг случайно поедем вместе на обед? Один раз, кстати, почти получилось. Я вошёл в лифт, она уже стояла там. Мы проехали вместе четыре этажа в тишине. Это был лучший день моей жизни.

А потом был тот самый день.

День, когда всё изменилось.

***

Утро было самым обычным – если под «обычным» понимать подъем в четыре утра, скоростной поезд Смоленск—Москва, чашку кофе, больше напоминающую разбавленную гуашью тоску, и стеклянную дверь офиса, в которой я отражался как слегка опухший призрак в синей куртке.

Каждый раз, входя в офис, я автоматически втягивал живот, понижал голос на полтона и чувствовал себя молекулой азота, случайно забежавшей в ионный реактор.

Сегодня я вошёл особенно торжественно – как школьник, утаивший в портфеле жвачку. А там она – сидит за стеклянным столом, как Верховная богиня отделов продаж. Светлый пиджак, ноутбук, серьги, сияющие сдержанным золотом. Волосы уложены так, как будто их трогал сам бог минимализма, пока ждал вызова на совещание.

– Смирнов, – сказала она, не глядя, – почему ты без ремня?

Я замер. Мелькнула мысль, что она, возможно, ясновидящая. Или у нас на входе сканер, который проверяет не температуру, а наличие аксессуаров.

Опустил взгляд. Точно. Джинсы держались исключительно на силе духа и остаточном чувстве самоуважения. Ни ремня, ни перспектив.

– Откуда ты знаешь?

Она подняла глаза. Одна бровь – ввысь. Уголок губ – почти улыбка, но не для тебя, Матвей.

– Видно. Джинсы висят так, как будто ты в штаны навалил.

– Ну… да. Ремень остался в Смоленске. Вместе с гордостью, – пробормотал я, прикрывая зону бедствия папкой с заявками.

Она встала. Прошла мимо. От неё пахло утренним кофе без молока, планёркой и каким-то парфюмом, который не продаётся даже в самых богатых фантазиях сотрудников «Летуаля».

– Клиент на Патриках, – бросила она через плечо. – Адрес на почте. Возьми замерку и лети. Только не развались по дороге. И подтяни джинсы, а то заказчик может отказаться.

И ушла. А я остался стоять, как пес, которого выгуляли, но забыли дать кусочек мяса. Юленька умела всё: говорить без запятых, ходить без звука, раздавать задания так, что казалось – это ты сам вызвался.

Я вышел из офиса с красным лицом и чувством, будто забыл не только ремень, но и собственную идентичность. Под ногами шумела Москва.

Дальше – маршрутка. Водитель с лицом Сергея Шнурова на минималках. На зеркале болтается икона, веник и бейсбольная бита – стандартный набор московского святого покровителя пробок.

Патрики. Патриаршие пруды. Место, где люди не ходят, а дефилируют. Где кофе стоит как полноценный ужин в Смоленске, и где собаки выглядят богаче своих хозяев. Точнее, выглядят, как жёны этих хозяев.

Офис оказался стильным лофтом. Кирпич, металл, фикусы – всё, как в сериале про успешных людей, которые никогда не потеют. Меня встретил мужчина лет сорока в спортивках, с лицом ветерана клубной сцены.

– А, ты на окна? Заходи, у нас сквозит.

Классика. Начал замеры. Стена туда, проём сюда. Делаю вид, что разбираюсь в кирпиче, как будто учился на «кирпичного физика» в Гарварде. Записал, попрощался, вышел на улицу – и тут как началось.

Толпа. Машины. Миг, запечатленный в янтаре большого города. На обочине – Rolls-Royce, белый, как зубная паста для миллионеров. Стоит, будто собирается на бал. Водитель в перчатках замер рядом, как актер второго плана перед выходом звезды.

И звезда появилась.

Пайка.

То есть Пайлуша. Певица, которую я видел разве что в видео подборке «Лучшие платья, худшие решения». В жизни – высокая, губы как будто нарисованы на стекле, глаза спрятаны за очками стоимостью с мою годовую зарплату. Она переходила тротуар.

И тут – откуда ни возьмись – самокат. Красный. Сумасшедший. Несётся как пуля из пушки, за рулём – курьер с лицом студента, забывшего, что сессия уже завтра. Прямо на Пайку. Я подумал: «Ну нет, ну он же…», и тут же – бабах!

Певица в луже. Глянец – в грязи. Самокат в стороне, курьер – в панике. Народ ахнул. Кто-то достал телефон. Я остался стоять. Не потому, что герой. Потому что увидел – как из её сумки что-то вылетело. Маленькое. Чёрное. Брелок. С цепочкой. Упал рядом с решеткой ливнёвки и… не провалился. Повис. Как в кино, когда судьба даёт тебе шанс.

Никто не заметил. Только я.

Минут через двадцать Пайку забрала скорая, журналисты почти подрались за лучший кадр, толпа разошлась. Я подошёл к решётке. Присел. Взял брелок. Маленький, с красной кнопкой.

– Наверное, от Роллса, – шепнул я. – Или от чего-то поопаснее.

Огляделся. Все заняты. Москва живёт.

Сунул брелок в карман джинсов, которые держались исключительно на морально-волевых, и пошёл к метро.

И нет, у меня не было никакой внутренней дилеммы. Вернуть? Куда? Кому? Она уже уехала. Самокатчик уже, наверное, в Калуге. Брелок остался у меня.

***

У офиса пахло весной, мокрым асфальтом и корпоративным унынием. Я шёл не спеша – замеры были сделаны, заявки оформлены, а поезд на Смоленск ждал меня через три часа, с верной как налоговая пунктуальностью. Всё, как говорится, по классике: финальный вброс бумажек на стол, пара-тройка шуток у кулера и можно отчаливать домой – туда, где окна ещё пластиковые, но души живые.

Но не тут-то было.

У входа стояла машина. Не просто машина – а сам он, Шрек. Служебная «Тойота», цвета «мужик в командировке». Внутри, наверное, лежал портфель с бумагами, таблетками от давления и коробкой «Рафаэлло» для Юленьки. Этот чудовище приезжало стабильно раз в неделю. Проверял он не только отчётность. И не только бухгалтерию. Проверял он… скажем так, амортизацию мебели в кабинете начальницы московского филиала. То бишь Юленьки.

А уж Юленька встречала его как следует. С улыбкой, с кофе, и, как подозревал весь офис, с самоотверженностью, достойной Мадонны с младенцем. Только младенец был слегка лысоват, пузат, женат и имел двух детей – что, как ни странно, не мешало ему содержать любовницу и раз в год читать лекции о «профессиональной этике».

Дверь офиса в этот раз была приоткрыта. Хотя в такие моменты обычно запирается наглухо, а мне, как простому труженику сантиметра и угольника, положено сидеть на бордюре, запивая обиду «Липтоном» и прокручивая ленту, пока внутри кипит та самая корпоративная любовь. Обычно процесс занимал часа два, максимум – три. А тут… что-то не то.

Я вошёл.

Офис был пуст. Абсолютно. Ни Машки из бухгалтерии, ни Санька из отдела замеров, ни даже деда-охранника с вечным запахом чеснока. Всё вычищено. Как будто кто-то провёл противопожарную эвакуацию с элементами оргии.

Тихо, как в музее фондю.

И тут – звук. Скрип. Ритмичный. Пружинящий. Я подошёл ближе. Дверь в кабинет Юленьки – приоткрыта. На долю секунды я даже подумал: а вдруг они там бумаги считают, в отчётности погрязли, графики строят… но нет.

В кабинете, на кресле, как на троне, восседал Шрек. А сверху, в деликатной управленческой позе – Юленька. В светлом пиджаке. С серёжками. Без совести.