На витринах её фото. На улицах – её песни. Она стала как воздух. Как Wi-Fi. Везде.
И всё благодаря брелоку.
Пайка никогда не говорила об этом. Не делилась. Не шутила. Это была её тайна. Страшная и сладкая.
Каждый раз, нажимая кнопку, она чувствовала себя не богиней – больше. Как будто управляла самим сценарием жизни. Не импровизировала – писала.
Но однажды он пропал.
Исчез. Без предупреждения. Без драмы. Просто нет – и всё.
Она перерыла сумку. Просмотрела записи. Села и вспомнила.
– Последний раз он был у меня, когда… Да. Машина. Потом – лофт на Патриках. Самокатчик. – Она закрыла глаза.
Мир качнулся. Как будто земля под ногами стала жидкой.
Она была без кнопки.
Как человек без оружия на поле битвы. Без пароля от аккаунта. Без страховки.
Без магии.
Она сидела у окна своего офиса. В кофте за три тысячи долларов. С лицом, на котором макияж держался хуже, чем самообладание.
Машины ехали. Люди шли. Все – без кнопки.
«Может, оно и к лучшему?»
Нет. Не может.
Её мир был устроен иначе. Она была устроена иначе.
Пайка допила кофе. Горький. Без вкуса. И поднялась.
– Найду. – сказала она вслух. Не кому-то. Себе.
Она всё ещё верила, что брелок жив. Где-то там. Может, в руках у самокатчика. Может, у бродяги. Может, просто снова лёг на дно – как в Египте.
Но теперь она не была той девочкой с веснушками. Не той школьницей. И не той, что только начинала петь.
Теперь она была Пайка.
Женщина, у которой забрали магию.
А значит – начнётся поиск.
ГЛАВА 3 «ЗНАКОМСТВО»
О чудесных свойствах волшебного брелка я узнал не в лаборатории Сколково, не в храме тибетских монахов и даже не от цыганки на автовокзале. Узнал, как и всё в этой жизни, случайно. Ну, то есть – как узнают, что у тебя аллергия на гречку: сначала жрёшь, потом опухаешь, потом сидишь с глазами, как у лягушки, и больше не экспериментируешь.
Проносив брелок в кармане около недели – рядом с мелочью, чеками из «Пятёрочки» и ключами от велосипеда, который давно украли – я мирно существовал среди корпоративного ада. А там кипела самая натуральная война: офисные интриги, подковерные войны, заговоры против Юленьки и слухи о том, что где-то кто-то уже делит её кресло. Я же держался особняком, как последний пацифист в окопе. Тихо приходил на работу, тихо её ненавидел, тихо пил растворимый кофе, который почему-то пах уксусом, и мечтал, чтобы всё это сгорело к чёртовой матери.
И ведь сгорело.
Но не сразу. Сначала отменили поездки в Москву – как будто кому-то там было дело до наших выездных совещаний по продажам пластиковых окон. Офис, впрочем, закрывать не стали. Просто всё повисло. Как недоеденный бутерброд в школьной столовке: вроде и не выбросили, но и есть никто не хочет. Подозреваю, что стул под Юленькой к тому моменту болтался на одном гвозде – и тот ржавел от страха.
И вот, в пятничное утро, когда я только начал подозревать, что корпоративный апокалипсис уже близко, у офиса с шипением остановился чёрный джип. Из него вышел учредитель – точнее, человек, представившийся учредителем. Я его впервые видел. Судя по лицу – или киллер, или нотариус. Его сопровождали двое охранников с лицами, как у тех, кто ест борщ без ложки. Уточню – чужой борщ.
Учредитель зашёл, пробыл в офисе меньше часа, а потом объявили, что новым генеральным будет… Светлана Алексеева. Да-да, та самая Светка из отдела продаж, у которой выражение лица всегда было как у вдовы, только вместо траура – маникюр и свежий «Шанель». Она первой пала на грудь Шрека, когда тот… ну, того. Умер.
