Тишина в кабинете стала густой, как смола, нарушаемая только ее прерывистым дыханием и тихим, почти звенящим гудением ее собственного света. Кайлор Вейн не шелохнулся. Его лицо оставалось каменным. Лишь в глубине серых зрачков, отражающих золотистый призрак Люмина перед ним, что-то мелькнуло – не гнев, не опровержение. Что-то вроде… подтверждения известного факта? Или просто фиксация корреляции между ее эмоциональным выплеском и колебаниями света? Он медленно опустил мешочек на стол рядом с подносом, который она все еще сжимала как щит, ее светящиеся пальцы белели на костяшках.
– Ты не такая, – произнес он наконец, его голос был тихим, но резал тишину, заглушая легкое сияние. – Ты погасила свет. Добровольно. – Он посмотрел на мешочек, потом снова на нее, на ее сияющую фигуру, символ всего, что ненавидел Орден. – Это делает тебя уникальной. Интересной. – Он сделал паузу, его взгляд скользнул по ее светящейся коже. –Отдохни. Свет можешь оставить. Дверь не заперта.
Кайлор отдал ей мешочек. Элира быстро надела его и выбежала из кабинета. Она сказала. Сказала правду в лицо палачу. И он… не убил ее. Не потушил ее свет немедленно. Просто констатировал ее уникальность. Ее "интересность". Как редкий, светящийся в темноте экспонат.
Она бежала по коридору к своей синей комнате – к своей красивой клетке. Тепло дома, улыбка Коры, мягкая кровать – все это вдруг показалось страшной иллюзией, тонкой позолотой на железной клетке, внутри которой теперь горел живой, беззащитный огонь. Ее не убьют сегодня. Но ее будут изучать. Прикасаться. Искать в ней и в ее свете источник той странной силы. И она, истощенная, беззащитная, светящаяся, была полностью в его власти. Новая реальность оказалась пленом, где палач в домашнем халате держал в руках ключ от ее света и называл ее "интересной".
***
Дверь захлопнулась. Гулкий стук отозвался в внезапно оглушительной тишине кабинета. Кайлор Вейн не шелохнулся. Его взгляд был прикован к тому месту, где только что стояла она – сияющая, дрожащая, залитая слезами и собственным внутренним светом. В воздухе еще витал едва уловимый запах озона и… чего-то чистого, горного, незнакомого. Запах ее силы.
В его сознании, обычно кристально четком и холодном, бушевал вихрь данных, наблюдений, выводов:
Интенсивность свечения: высокая, нестабильная, коррелирует с эмоциональным состоянием. Источник: глубинный, биологический, вероятно, связан с магической сущностью на клеточном уровне. Подавление травяной смесью: эффективно, но варварски, разрушительно для носителя. Реакция на прикосновение: усиление потока энергии, симбиотический резонанс. Необходимы дополнительные эксперименты.
Но поверх этого привычного, методичного потока анализа, как трещина на льду, пробилась другая мысль. Неожиданная. Чуждая. Глупая.
Она… красивая.
Мысль пронеслась мгновенно, невольная, как вздох. Не "интересный образец". Не "уникальный феномен". Красивая. В этом сиянии, пробивающемся сквозь тонкую ткань, озаряющим ее бледную кожу изнутри янтарным теплом, делающем слезы на щеках сверкающими алмазами, а огромные глаза – бездонными озерами света… В этом было что-то… захватывающее. Непривычное. Живое в самом прямом, неметафорическом смысле. Контраст между этой внутренней чистотой, этим излучением жизни, и уродством мира, который он знал – миром грязи, крови и холодной магии – был ошеломляющим.
