Брусничный блюз - страница 17
Для них пели долго и от души, но люди всё же устают - объявили перерыв. Музыканты переводили дух, в кафе напряжение тоже спало – кто-то смеялся в голос, кто-то вышел покурить. Сашка с Кирой изъявили желание выйти на улицу, Ирина – та тоже с удовольствием вскочила - размяться. Павел же к явному недовольству девушки сказал, что останется.
Ему казалось, что если выйти отсюда – свежий холодный воздух взбодрит, и очарование исчезнет. Он всё ещё был под гипнозом последних нот. Плечо совсем не болело! Огонёк свечи плясал на столике, заставляя тени на стене танцевать, и вдруг он понял, что мысли не просто текут, роятся в его голове – они тоже танцуют…
Надо же… Опять! Он уже думал что стихи в его жизни в прошлом – было и прошло, мол, бывает. А тут смотри-ка… Накатило, как раньше, почему-то чаще всего – в кафе, ну может ещё в поезде. Он записывал их на чём придётся – газетах, салфетках.
Ручка, блокнот, даже диктофон – всегда с собой, этого уже не отнять –издержки профессии, но стихи он всегда записывал на каких-то клочках, и тут же их терял. Не собирал, не хранил, ни пытался публиковать. Хотя с его связями это вполне можно было устроить. Просто… Просто он никогда не относился к этому серьёзно. Так, баловался. И вот как раз сейчас Павел как будто что-то поймал в воздухе – трудно сказать, что именно, но нужна салфетка – срочно!
Она нашлась – с хитрой лисьей мордочкой, выведенной в углу красными чернилами – визитная карточка заведения. Он записал стих и сунул в карман, как раз перед тем, как вернулись ребята:
Джаз похож на собак и кошек.
Истина – на кончике хвоста.
На ленивых полуденных мошек,
Жужжащих возле куста.
На бумажный отважный кораблик,
На дрожащее пламя свечи
То весело плачет, то горько смеётся,
То назойливо так молчит…
Обратно ехали молча – каждый слушал джаз в себе, о чём-то своём думал. Павел был счастлив – жалел только об одном – сейчас бы на мотоцикл и гонять всю ночь по ночному городу.
-Ай!
Едва успев подхватить девушку, он очнулся от собственных мыслей. Ирина на ровном месте едва не упала – подвернулся каблук. И снова – как дежавю. Тогда у мамы ему испортили настроение эти туфли, стоящие в коридоре и вот сейчас снова – волшебство вечера исчезло – всю дорогу Ирина висла на нём – у девушки болела нога. Уже возле самого её дома он не выдержал – взял на руки и донёс до самого подъезда.
Они бы, наверное, так и не разговорились, но когда «Брусничный мёд» прощался с поклонниками, группа обратилась к зрителям с просьбой. У музыкантов были две тяжёлые коробки с плотными, брусничного цвета пустыми конвертами – их заказывали для рассылки пригласительных билетов на какой-то не то юбилей, не то ещё что…
Так или иначе что-то с этим мероприятием пошло не так, и конверты раздали гостям – их было так много, что каждому досталось по небольшой, пахнущей типографской краской пачке. Пока он нёс Ирину – она держала его «долю» памяти об этом вечере в руках, и когда он уже уходил, окрикнула:
- Павел!
- Да?
- Конверты.
- О… Забыл.
- Паш, ты прости, но… Пожалуйста, проводи меня до квартиры. Я боюсь упасть. Нога очень болит.