Глава семейства приехал в Саратов чуть раньше, Ольга с девочками некоторое время оставалась в Москве. Он встретил их на вокзале – в белом кителе и летней фуражке. Первая радость – наконец-то вся семья вместе – как бы накрыта дымкой тревоги. У Столыпина лицо усталое и напряженное. Все другое, чужое, непонятное. И вид из окна, и цвет неба, и речь мужиков. Станет ли эта земля для них новой родиной?
А Волга невероятно широка, почти как море…
С момента назначения на пост саратовского губернатора и до самого финала Петр Аркадьевич работает в режиме «круглые сутки». К детям выходит не более чем на полчаса и снова уединяется в своем кабинете. Прекрасные семейные вечера навсегда ушли в прошлое.
Саратовская губерния имела заслуженно дурную репутацию. О ней говорили – «трудная», вспоминали дух Стеньки Разина и Пугачева. Крестьянская масса привыкла к волнениям, а губернская власть слишком часто самоустранялась от решения проблем, в особо острые моменты просто покидая город и оставляя все на усмотрение городового. Саратов – крупный индустриальный центр с нарастающими социальными проблемами в рабочей среде. В оппозиции – богатые землевладельцы, бедная интеллигенция, земские врачи и учителя. Оппозиционные газеты и журналы. Словом, настоящее революционное гнездо.
* * *
Свой нрав губерния показала сразу. Было понятно, что действовать нужно незамедлительно и жестко… Но как? Подавлять очаги недовольства? Другой, менее дальновидный чиновник на месте Столыпина поступил бы именно так, но Петр Аркадьевич привык смотреть не на симптомы, а на причину болезни. Слабая власть, коррупция, взяточничество, а еще – бедность крестьян, которые, пусть и стали формально свободными, не имели никакой возможности улучшить свое положение. Работай плохо, работай хорошо – все одно, плоды твоих трудов тебе не достанутся. Для рабочих выпивка – лучший друг, отчего вечерами гулять вдоль прекрасной Волги становится небезопасно. И Столыпин начал разговаривать с этими людьми.
– И… ваше благородие, как мы тут живем? Совесть пропита, правда запродана. До Бога высоко, до царя далеко, а у местных-то правда стоит дорого…
– А кто ж у вас за правду деньги берет?
– Да кто берет, – мужик замешкался, – да все понемногу, от урядника и до… Так, поди, сами знаете… На том и мир стоит.
– Звать-то тебя как?
– Иван… Иван Гаврилыч.
– Нет, Иван Гаврилыч, не на лжи мир стоит, а на правде.
– Хорошо, ежели так. А мы тебя тут как царя-батюшку ждали. Вот ты какой, видный, косая сажень в плечах, смотришь, как барин, а говоришь, как дохтур али учитель земский. Только те нас все больше на смуту подбивают. А ты? Куда ты нас поведешь?
Хороший вопрос. Чтобы вести деревню к процветанию, нужны реформы и спокойная, размеренная жизнь. В Саратове же было не до реформ.
Первым делом Столыпин уволил всех, кто замарал руки в коррупции. Много таковых. Потом тех, кто на хлебном месте ничего не делает. Этих оказалось еще больше. А были еще растерянные, с пузатыми портфелями, они бегали за новым губернатором, пытаясь «договориться». Этих уволил через одного, чем привел в восторг местную оппозицию.
После рейда по селам, после «разгрома» местной элиты Столыпин едет в Царицынскую тюрьму.
– Нельзя! Не положено! Да куды ж вы… Не положено!
Под сводами узилища разносится жалобное пение: «Вихри враждебные веют над нами…»
– Кто разрешил? – вопрос повисает в воздухе.
