Въезжаю во двор, поднимаю глаза, и сердце возбужденно стучит по ребрам. Ника сидит на подоконнике и смотрит на меня из окна спальни. Через стекло вижу, как она радостно вскидывается, и в груди становится горячо.
Охуительные ощущения, так и подсесть недолго.
Вхожу в спальню и застываю — Ника бросается ко мне, прижимается, гладит плечи, тычется в шею, и там становится влажно. Осторожно отвожу ее руки за спину и вглядываюсь в лицо. Глаза блестят от слез, ресницы дрожат.
Какая мразь ее обидела? Разорву нахуй.
Но ее стараюсь не пугать.
— Почему ты плачешь, Ника?
— Я смотрела новости, там «Голландец» горит. Тимур, это… это же ты, да? Я знаю, ты Саркису деньги возил.
Хмурюсь. Правду говорить нельзя, но о том, что тех ублюдков больше нет, она знать должна.
— Проводку замкнуло, начался пожар. У Саркиса заклинило дверь в кабинет, там он был и его дружки. Ты можешь больше не бояться их, Вероника.
Шею обвивают тонкие руки, и она целует меня куда попало.
— Спасибо! Ты самый лучший, Тим!
Замираю, сглатывая. Руки развожу в стороны и стою как памятник. Если меня так каждый день встречать будут, все клубы города сожгу к ебеням.
Ловлю ее за подбородок и толкаюсь языком — она уже нормально меня завела.
— Хочешь отблагодарить — благодари. Ты знаешь как, Ника…
***
Доминика
Мы целуемся с Тимуром, пока у меня от цветных точек не начинает рябить в глазах. Я так боялась, что его убьют, что, когда увидела, не смогла удержаться и кинулась на шею.
Тим не оттолкнул, наоборот, мне показалось, он рад, что я его так встречаю.
— Я в душ, Ника, от меня как от кочегара несет, — он говорит в губы и продолжает целовать, а мне нравится запах дыма. — Идешь со мной?
Странно, что спрашивает. Но я уже была в душе, поэтому качаю головой. Тим уходит, а я бросаюсь к пакетам, которые он привез днем.
Перебираю комплекты белья, сорочки — нет, не то. Слышно, как в душе перестает течь вода, и быстро стягиваю с себя одежду.
Сажусь на кровати, подвернув колени, перебрасываю волосы на грудь. Они красиво струятся, кончики свешиваются на грудь бахромой. Тиму нравятся мои волосы, я это знаю, поэтому пусть сегодня они побудут моим бельем.
Он выходит из ванной, и сердце делает кульбит. Он невозможно красивый, и я так люблю его, что чуть не говорю это вслух, но вовремя прикусываю язык.
Смотрю на Тимура в упор, вижу, как тяжелеет его взгляд, а сама с удовольствием рассматриваю совершенное мужское тело.
Тим опускается на кровать напротив меня и тоже смотрит. Его взгляд сочится горячей мужской похотью, под ним хочется выгибаться и стонать.
Я и мечтать не могла, что он когда-нибудь будет так на меня смотреть. И я хочу быть желанной. Сексуальной. Порочной.
Кожа наэлектризовывается, низ живота наливается болезненной чувствительностью. Соски твердеют, между ног будто залили кипяток. Раздвигаю колени, чтобы хоть немного облегчить изматывающее томление.
Тимур все замечает. Протягивает руку, отводит мои волосы за плечо и смотрит на грудь.
Я уже знаю, что она ему нравится. И мне нравится, когда он так жадно ее рассматривает.
Он подносит раскрытую ладонь и водит, едва касаясь соска, а я постанываю и подаюсь навстречу.
Мы уже оба возбуждены и на пределе. Но не разрываем зрительный контакт, глубоко дышим, шумно втягивая воздух.
Ладонь у Тима сухая, теплая и чуть шершавая. В промежности горячо и мокро, я покусываю губы и трусь соском о его руку. Но он дразнит, уводя ладонь, и я разочарованно стону.
