Был там такой дед, Вороной звали. Там же .В Радофиниково.
– Сынок, реально знаю, – говорит он мне, – где обоз стоит. На заросшей лесной дороге. Колёса рядом валяются, конские скелеты. И в сгнивших ящиках латунная труха. Патроны. Бои-то лютые были там.
Мясной бор. Одно название передёргивает. Армия генерала Власова, прикиньте. Десять тысяч человек погибло. Шёл бы с Вороной и вот он, обоз! Офигеть событие. На всю жизнь. Не пошёл. Лес воровал. Торопился. Оттепель обещали. Деньги были нужны.Куроёбкикакие-то покупать. Очень они мне были нужны. Ну, необходимы просто, так, что до сих пор не могу вспомнить про них. А обоз стоит. Стоит до сих пор.
Только дед Ворона умер. А знал только он. Ну как знал – говорил, что знает.
Правда он меня ещё учил, как лося поймать:
– Покупаешь лосиные рога, приезжаешь в лес, прикрепляешь их к башке и делаешь томное лицо. Если что-то не так и у них сейчас гон, то тебя в лучшем случае трахнут. А в худшем – после этого ещё и харю твою зарёванную до неузнаваемости залижут. Если гона нет, то примут в стадо с испытательным сроком в сутки, за которые ты обязательно должен обглодать семь деревьев и перебежать дорогу машине. Теперь ты лось. Тебе верят, и ты можешь запросто впарить им идею сходить в деревню погрызть яблоньки. Умных лосей немного. Процентов пять-шесть. Грамотных – и того меньше. Поэтому надпись «Охотхозяйство» на доме их не спугнёт. Остается мелочь – сорвать рога, воткнуть их в землю и заорать:
– Ах вы, суки такие!!!
Те, кто ускакал, – свободны. Кто в заборе застрял – твой. Мсти теперь.
И тут реально прорубило меня.
Хватит!
Хватит мне этого бреда, что у всех тут жизнью зовётся.
Хочу лося.
То есть мотоцикл. Мне уже тридцать лет, а я ещё не прожил и дня! Только неизмеримое количество пустоты накопил в себе. Я точно знал, как надо жить, и видел это, но я так жить не хотел.
Всё.
Хорош.
Хватит. Менять надо что-то. И мы пошли в кабак. Ну а куда ещё?
Есть у каждого заветное местечко. У меня на Моховой. Это вообще самая питерская улица с питейными заведениями. Ну, есть ещё Рубинштейна, но мне физически ближе Моховая. Самого что ни на есть Питерского духа. Тут всё и вместе. Вот, пожалуйста, «Толстый Фраер» – заведение Розенбаума. Вот первая пивная, а вот и сам Ургант. Не Ваня-гламур, а папа его, дядя Андрей. Почти двухметровый детина. Кулаки у него с пивную кружку. Анвар Либабов, самый странный клоун на свете, может просто пройти мимо, поражая своей внешностью. Здесь можно и с Серёгой Шнуром поспорить и бздюлин от него огрести, ну или накидать ему в щи. Как получится. Здесь же и Юра Шевчук живёт, и ему тут раскидывает глупые стихи майский гром. Даже самый главный знаток джаза Колбасьев жил на этой улице. Помните «Мы из джаза»?
Недавно знакомые из «Камеди-клаба» рассказывали, что как-то они в Питер приехали в двенадцать лет и гуляли по проходным дворам. И идут так, а тут мужичок на ступеньках сидит. Они ему:
– Дядя, дай сигарет.
И дядя им дал. А потом говорит:
– Да возьмите несколько штук. Вижу же, что вы не из Питера.
Те взяли. Сейчас выступают в «Камеди-клабе», а мужик этот был Борис Гребенщиков. Так-то.
Во дворах этой улицы находился офис программы «Городок», и Стоянов с Олейниковым именно здесь сняли большинство своих теле анекдотов. Это настоящий Питер. Без пафоса и без затей. Правильный.
Сюда и иду, когда душа в смятении. Классная улица. Помните Даниила Хармса? Из дома вышел человек. Сто процентов сюда пошёл. Здесь рок. Здесь джаз. Здесь блюз. Здесь снимали «Собачье сердце».
