сапога. Щеколда треснула, и на пороге возник бравый участковый старший
лейтенант Макарыч. Странно, но в тот вечер он был один. То ли вверенный ему
боевой отряд дружинников был брошен на другой фронт идеологической
битвы, то ли Макарыч решил сам, в одиночку покончить с музыкальным
«МакКартнизмом»? Только начал он, как обычно, с крика:
– Ну что, битлаки, мать вашу в душу. Опять засели! Ах, вы пейсатики
мохнорылые! Курвы империалистические. Всех пересажу. Я вас, б. дей, научу
Родину любить!
Монолог разошедшегося старлея перебил 18– летний «балбес» Стас (выпертый
накануне за протаскивание вредных мыслишек в студенческую среду
культпросветучилища):
– Макарыч, ну что ты орешь как чумовой, – оборвал он участкового. – Давай
забудем на время, «старшой», всю политическую туфту, которую тебе
рассказывают в «красных уголках»! Оставим политические бури и
идеологические штормы, а бухнем-ка за нерушимую дружбу власти и народа
добрую кружку «чернильца», – и для убедительности сказанного Стас извлек на
свет дурно пахнущий фугас «Кызыл-шербета».
– Я тебе бухну, махновец. Я вас, оппортунистов косматых, собственнолично в
«столыпин» доставлю, будешь знать кому «бакшиш» предлагать, – опер цепким
взглядом скользнул по зеленому бутылочному стеклу. Дрогнуло горячее сердце,
кругом пошла холодная голова, и чистые ментовские руки жадно потянулись к
вожделенному продукту. – Ладно, – подобревшим голосом произнес опер, так и
быть, плесни, кудлатый, «власти» стакашку. С самого утра маковой росинки во
рту не было. Извелся с вами, битлаками, слесарями, времени нет, понишь, ни
выпить, ни закусить. Да, что говорить, посидеть и то некогда. А ну, дай место
старшому, – и он бесцеремонно столкнул кого-то с колченогого табурета. -
Насыпай, – Макарыч указал на пустой стакан.
– Ну, песнярики, давай рассказывай, как до жизни такой докатились? -
закусывая «беломориной», спросил Макарыч. Люди, понишь, БАМ подымають,
корабли, понишь, в космос «закидывают», а вы волосатиков на стены вешаете.
Нехорошо! Вот это что за педрило висит? – и Макарыч указал на портрет
МакКартни.
– Ты, Макарыч, свою вульгарщину, понишь, здесь брось, – обиженным тоном
произнес Стас…
– А чё ты обижаешься? Педрило, они все педики, волосатики эти ваши! Нам,
понишь, на лекции рассказывали, – ответил Макарыч.
– Этот– не педрило, это МакКартни, – пояснил Стас.
– А, – протянул участковый и добавил.-. А мне один хрен, кто. Ты лучше налей-
ка, Стасец, еще стаканец.
Макарыч выпил, пожевал соленый помидор и, сытно икнув, сказал:
– Не, пацаны, надо это заканчивать.
– Чего заканчивать? – не поняли битники.
– Шляться сюда, понишь. Во чего!
– Надо бы, Макарыч, да больше как сюда и податься нам, выходит, некуда, -
возразил ему Стас.
– Как некуда, а школа, а Дом культуры. Все для вас понастроили.
– «Лом» это культуры, Макарыч, а не Дом – хором заявили «подвальщики». Там
же только хор «ветеранов», да кружки «умелые руки», а нам аппаратура, гитары
нужны.
– Гитары говоришь, – Макарыч скосился на лес гитарных грифов, стоявших
вдоль подвальной стены.
– Зачем вам гитары? Вон их у вас сколько, что «Першингов» у Чемберленов. Где
вы их только берете? В магазинах-то их днем с огнем не найдешь, понишь?
Разговор невольно стал перетекать в музыкальное русло.
– А это у вас что, «семиструнка»? – старлей косанул на стоявшую поблизости
«доску» производства апрелевской муз. артели.
– Да нет, Макарыч, ты что! – невольно перейдя на «ты», дружно загалдела
