Один из агентов молча протянул ему электронную панель. Алексей провёл пальцем по экрану, активируя цифровую подпись. Без сопротивления. Без лишних вопросов.
– Собирайтесь. У вас пять минут.
Он прошёл в спальню. Натянул джинсы, армейскую куртку. На автомате. В голове было пусто. Ни страха, ни паники. Только глухой стук в висках и отстранённое понимание: началось.
Перед уходом он задержался у стены, где висела фотография отряда. Все двадцать человек. Улыбаются. В пыли. Тогда они ещё верили в честь. Он провёл по стеклу пальцем. Один за другим. Почти шепотом:
– Простите.
В коридоре дрон-оператор уже считывал его биополя. Наручников не надели – пока. Но руки он держал в поле сканера.
Когда они вышли на улицу, утро уже окончательно вступило в свои права. Мимо проносились гражданские автомобили, спешили люди. Обычный день.
А для него – конец.
Дверь захлопнулась. Тьма. Тишина. Гул магнитной платформы.Следственный шаттл стоял у подъезда. Синий, без опознавательных знаков. Грузовой. Металлический. Холодный. Его втолкнули внутрь. Алексей закрыл глаза.
Он чувствовал, что это – только начало.
Следственный изолятор №17 находился под поверхностью Нео-Москвы – трёхуровневое бетонное сооружение, скрытое под административным центром округа. Старый бункер времён климатических войн, теперь переоборудованный в место, где не существовало времени, ни дня, ни ночи. Только лампы. Только камеры.
Его привели через три шлюза и два поста безопасности. Биометрия, дактилоскопия, допрос на месте, стандартные вопросы, стандартные ответы. Всё без эмоций. Он больше не был капитаном. Не был солдатом. Он стал номером.
– Камера D-24. Глубина второй уровень, изоляционный режим, – произнёс охранник, глядя в планшет. – Перевод в общий блок не предусмотрен.
Они провели его по узкому тоннелю. Стены влажные, с разводами ржавчины. В одном месте свет мигал, как умирающий глаз. Кто-то кричал вдалеке, но звук будто гас в бетоне.
Камера D-24 была тёмной и тесной, как гроб. Полтора на два метра. Гладкие металлические стены, койка, прикрученная к полу, встроенный унитаз за перегородкой. Свет – тусклый, серый, словно без источника. Ощущение, будто сам воздух здесь глушит дыхание.
Стены были исписаны. Царапины, знаки, слова на разных языках. Кто-то оставил следы своего безумия, кто-то – последнюю молитву.
Дверь захлопнулась. Электронный замок щёлкнул – финальный аккорд.
Алексей сел на койку. Спина – к стене, взгляд – в никуда. Он знал, что суд будет формальностью. Что его уже осудили – если не по закону, то по решению тех, кто не хотел смотреть на правду.
Как в засаде. Как в воронке.Он закрыл глаза. Пытался просто дышать. Медленно. Ровно. Привычно. Часы тянулись. В камере не было ни времени, ни звука. Даже его мысли начинали растворяться в сером свете.
Он чувствовал: это только начало.
Прошёл ровно месяц с момента ареста. За это время Алексей успел привыкнуть к одиночеству, к глухим стенам камеры, к постоянному контролю. Теперь же предстояло самое тяжёлое – суд.
Зал судебного заседания располагался в новом здании Верховного военного суда в Нео-Москве. Массивные стёкла отражали серое небо, а внутри царила атмосфера строгой официальности, от которой зябло в костях.
Алексей был приведён сюда в жёстких наручниках, которые сняли только у входа. Его внешний вид тщательно проверили – чистая форма военного запаса, аккуратно причесанные волосы. Всё, чтобы подчеркнуть статус обвиняемого, но и чтобы не дать повода для жалости.
