Было и не было - страница 5

– Подожди, – заплетаю я, как пьяный. – Сейчас Японца позовем, и все узнаем.

– Что узнаем? – визжит Крот. – Какого, блин, Японца?! Альберт, ты совсем сдурел? Мало того, что напугал нас своим криком, так теперь еще и бредить, блин, начал.

Что? – хотел было спросить я, но не стал. Парни с непониманием уставились на меня. Ил даже нагнулся вперед, чтобы проверить мои зрачки.

– Альберт, какой Японец? – спросил Мика. – Может, тебе приснилось? Ты вырубился минут на пятнадцать, мы не стали тебя будить.

– Да, наверное, – согласился я и тут же посмотрел на стол: бокалов не было. – Наверное, приснилось, да, ты прав.

Мика еще раз взглянул на меня – больной или укуренный? – и сказал:

– Ладно, парни, реально пора. Пошли.

Мы встали. Я накинул куртку, шапку и, задумавшись, снова выглянул в окно. На землю опускались все те же снежинки, людей и машин не было, напротив громоздились домишки, точь-в-точь как из моего сна… Я пробежал взглядом по окнам: свет нигде не горел, люди уже спали. Тишина. Никаких Японцев, никаких пьяниц, никаких нищих…

Фу-у-х, – выдохнул я. – Наверное, и вправду приснилось.

И вышел из бара.

– Так что все-таки произошло? – не унимался Крот. – Альберт, ты можешь нам объяснить? Сначала орал, как сивый мерин, потом начал бредить про какого-то Японца, а теперь молчишь, типа все нормально. Что за ерунда?

– Не бери в голову, – отмахнулся я. – Приснился обычный кошмар. Такое бывает.

– Ну и хрен с тобой, – буркнул Крот. – Такси-то долго нам еще ждать? – обратился он к остальным.

Но ему никто не ответил.

Уже без малого полчаса мы слонялись по опустевшему городу. Вдоль Невского прошли до Казанского, там свернули на Грибоедова и в итоге добрели до Исаакиевского собора. Поначалу казалось даже забавно: покинутые улицы, дома, застывшие в ночи, и ощущение, будто во всем городе остались лишь мы одни. Но затем радость одиночества сменилась более насущным: нам стало холодно и скучно. Хоть метель почти и перестала, ветер все равно задувал что есть мочи. Дул, собака, дул, трепал по щекам и шее. Конечно, попробуй тут погуляй, когда за воротник тебя кусают ледяные клыки, а времени уже четвертый час. Вот и я о чем. Жуть.

– Эх, сейчас бы сигаретку выкурить… – протянул Крот и недвусмысленно посмотрел на Мику.

Тот вытащил пачку «Мальборо» и поделился одной.

– Господи, когда же ты начнешь вести себя по-человечески?

– А вот это вопрос к философии, – ответил Крот, приняв подачку. – Можно долго о нем рассуждать. Если, допустим, начать с точки зрения Канта…

– Кури молча, а.

– Ладно-ладно.

Крот зажег сигарету и, не обращая внимания на всякие, там, морозы и выпады друзей, с наслаждением задымил.

– А ты, Ил, будешь?

– Не, я бросил.

– Когда успел?

– Сегодня утром. Проснулся и думаю: пора все-таки перестать – не молодею…

– В двадцать-то лет?

– Ага.

– Суставы ноют и кости скрипят?

– Вроде того.

Мика усмехнулся и тоже закурил.

Как ни странно, но, глядя на друзей, я заметно успокоился. Они вселяли в меня веру, надежду, я не знаю. Мика, например, убаюкивал своей зрелостью. Мало того, что он носил щетину, как у пакистанского наркоторговца, так еще и в развитии опережал нас года на три-четыре. Внешностью, повадками, характером, работой в конце концов, и самое главное – взглядами на жизнь. Да, он почитал деньги, да, он снимал глупые видео для глупых подростков, но делал это с расчетом на заработок, а не на удовольствие. Ил же, напротив, казался некой переменчивой субстанцией, таящим холодцом, если хотите. Он мог подстроиться под любую обстановку, под любого человека и этим всегда располагал к себе. Его «расплывчатость» позволяла ему вливаться в реальность, но вливаться только внешне, внутренне же он оставался собой. Как никто другой, Ил умел чувствовать, понимать, впитывать в себя жизнь и выплескивать ее безудержным фонтаном, который никто не видел, но, безусловно, ощущал. Ну а Крот… а что Крот? Что взять с этого вечно ноющего веселого толстяка? Он как запятая – попробуй выкинь, и смысл сразу изменится. Без него никак.