Иван резко оборачивается и смотрит мне в глаза:
— Павел — мой сын?
10. Глава 10
Мэр
Павел совсем не похож на мать, и эта миниатюрная невзрачная блондинка внешне не имеет ничего общего с мальчиком.
Мой взгляд то и дело цепляется за Алену.
Грызет что-то изнутри. Какая-то чуйка. Но что именно мне не дает покоя, я не могу понять.
В моей жизни было много разных женщин. Блондинки, брюнетки, рыжие. Низкие и высокие. Особенно по молодости чудил — гормоны шалили, и я поддавался им.
В свое оправдание могу сказать, что никому ничего не обещал.
Просто секс чистой воды, без эмоций и тем более отношений.
Ни одна не отказалась. Все подписывались на это. Кто-то потом выкатывал претензии, но мне до них не было никакого дела, ведь я сразу обозначал, как будет.
Эту Алену я точно не трахал.
Во-первых, все мои девушки были скажем так… яркими. Алена же обычная. Нет в ней ничего яркого. Невысокая, что там по фигуре, непонятно из-за мешковатой одежды. Лицо бледное, ни грамма краски.
Я даже не могу сообразить, сколько ей лет. Потому что выглядит она одновременно на двадцать и на сорок.
Нет, нельзя сказать, что она некрасива. Есть что-то в ней. Цепляющее. Что-то внутри, это сложно объяснить. Но взгляд от нее отвести тяжело.
Запомнил бы я, если бы трахал ее?
Непременно.
Алена, встречая мой взгляд, поднимает подбородок, смотрит на меня. Гордо, уверенно. Как бы ни выглядела эта женщина, цену себе она знает и пресмыкаться не будет. А попробуй обидеть — вполне может и укусить в ответ.
Невзрачность эта — лишь ширма. Или осознанный выбор. Навряд ли она не понимает, что может выглядеть иначе.
А может, ей просто не нужно излишнее внимание?
И вот так я неожиданно прихожу к осознанию того, что эта неприметная женщина что-то задевает внутри меня. Какие-то забытые, зачерствевшие струны.
Нет, не половое влечение — его я прошел в двадцать, ну в двадцать пять лет. Сейчас, в сорок, это совсем другое.
Я поднимаюсь со своего места и отхожу к окну, потому что знаю: если останусь сидеть, то выдам свой интерес.
— Итак! — начинает Яков Тамирович. — Как я понимаю, зачинщик беспокойства найден и нам осталось выяснить самое главное.
Я резко оборачиваюсь и смотрю ей в глаза:
— Павел — мой сын?
Первое: Алена каменеет.
Не дергается, не хватается за сердце, не ахает.
Он замирает. Затаивается, как хищник перед броском.
А после этого переводит взгляд с моего юриста на меня и отвечает твердо:
— Нет.
Это веское нет. Уверенное. Мыслей задать вопрос еще раз не возникает.
Яков Тамирович окидывает нас троих пристальным взглядом, что-то чиркает в своем блокноте.
— Что ж, тогда нам необходимо понимать мотивы его поступка. Так как мы не представители силовых структур, права на допрос не имеем. Нам необходимо разрешение родителя. Алена, мы можем задать несколько вопросов вашему сыну?
— Можете, — снова отвечает односложно, но держится все так же.
В отличие от матери, Павел нервничает.
— Павел, зачем ты сказал, цитирую: «Если детей нет, то кто тогда я»?
У Паши бегают глаза. Он заметно нервничает, и его качает все сильнее.
— Для влога.
— Для чего? — переспрашивает Яков Тамирович.
— Я завел себе аккаунт на… короче, хотел снимать провокационные видео, монетизировать аккаунт. Зарабатывать, в общем.
— Значит, это провокация? — смотрю на него в упор.
— Да, — Паша отводит взгляд.
— Я могу увидеть твои видео? — спрашивает юрист.
Паша нервно облизывает губы.
— Нет. Я… я испугался и удалил аккаунт.
