— Прости, — цежу и оборачиваюсь. — Витя, нож!
Афромеев тут же вкладывает мне его в руку.
— Не надо! — голос у пацана дрожит.
— Я хомуты разрежу. Не дергайся, хорошо?
Кивает судорожно, и я разрезаю пластик. На коже видны красные следы — видимо, Витя перестарался. Чувствую ли я себя виноватым? Еще как, блять!
Нож складываю и кидаю на переднее сиденье, пацана беру за шкирку и вытаскиваю из машины.
Едва он встает на ноги, как тут же дергает плечами, чтобы я отпустил его.
Пришел в себя, значит.
— Уведи его в дом, — прошу одного из охранников. — Пусть его Людмила накормит.
Хер его знает, сколько он провел вот так. У Вити иногда напрочь исчезает понимание реальности, он не добросердечный и не жалостливый мужик. Он жестокий и бездушный, так что не удивлюсь, если пацан провалялся на заднем сиденье несколько часов.
Возвращаюсь к Вите.
Тот курит, глядя в одну точку. Видимо, до него дошло, что он устроил на самом деле.
— Как ты его нашел? — становлюсь рядом и тоже закуриваю.
— По камерам смотрел. Он пошел в футбольную академию, я наведался туда, показал фотку пацанам, ну а те сказали, как его зовут и где искать.
— И как его зовут?
— Павел. Павел Максимов.
— Максимов, — проговариваю фамилию.
— Знаешь его?
— Нет, — отвечаю честно. — У меня нет знакомых с такой фамилией. Тебя кто-то видел?
— Обижаешь, Иван Геннадьевич, — реально оскорбляется.
— Хоть на этом спасибо.
— Извините, если что не так, — разводит руками. — Его телефон.
Протягивает мне черный мобильник. На экране сеточка трещин.
— Твоих рук дело? — показываю на экран.
— Каюсь — да. Я всю инфу, что по нему нашел, скинул вам.
— Ладно, давай. До завтра, Витя.
— А как же… — кивает на дом.
— Не твоя забота, — разворачиваюсь и иду к крыльцу.
И что мне теперь с пацаном делать, блять?
Я-то планировал поговорить официально, в своем офисе. Но никак не в доме! Да и Витю подключать к вопросу дальше нельзя, опять наворотит такого, что потом хер раскрутишь.
— Слава, пошли со мной, — зову одного их охранников.
Еще двое остаются снаружи.
Я иду в кабинет. Специально не через кухню, чтобы пацана не нервировать, да и мне надо хотя бы минут десять, чтобы прийти в себя и обдумать все.
В кабинете стягиваю пиджак и галстук, отправляю все это на небольшой диванчик, а сам падаю в кресло.
Все, блять, не так!
И родители. У этого пацана наверняка есть родители. На часах десять вечера, его телефон разбит. Наверняка они там с ума сходят.
— Слава, позвони Якову Тамировичу, скажи, что случился форс-мажор и он срочно должен приехать.Потом сходи узнай, как там пацан.
Слава кивает и уходит, а я решаю пока не звать никого, кроме юриста. Сначала надо разобраться с тем, что натворил Витя, а потом уже с тем, что сделал этот Паша.
Слава возвращается:
— Людмила сказала, что мальчик поел и попросился в туалет.
— Давно?
— Пять минут назад.
Со стоном прикрываю глаза.
— Там в коридоре окно, наверняка он уже валяется в кустах роз, иди проверь.
В этот момент с улицы раздаются крики и возня, следом летит трехэтажный мат.
— Кажется, уже можно не проверять, — нервно усмехается Слава, но, увидев выражение моего лица, отступает назад, а потом срывается и вылетает из дома.
Я решаю не отсиживаться и иду следом.
На улице бой Мухаммеда Али с Фрейзером, не меньше.
Паша стоит на розовой клумбе, в руках у него колючие ветки. У одного из охранников расцарапана морда, пацан еще краше.
— Иди сюда, сосунок! — орет поцарапаный. — Я тебе щас покажу!
