Царапины и глитчи. О сохранении и демонстрации кино в начале XXI века - страница 4



На заре XX века, в эпоху вопиющей промышленной эксплуатации и формирования крупных сообществ, картины перешли на большой экран, потому что так их было легче продать, к тому же они были идеальным инструментом для поддержания структур господства и угнетения. И то, что крошечная часть кинематографа по ходу дела оказалась отнесена к искусству или политическому инструменту, было отклонением от нормы.

На заре XXI века, в эпоху виртуальных сообществ, постоянной смены рабочих мест, удаленной работы и самоэксплуатации, картины точно так же перешли – на маленькие экраны, ведь так их легче было продавать и опять же поддерживать структуры господства и угнетения.

4

Общее происхождение глобального потепления и цифровой революции, или Притча о реставрации пленки

Две идеологические догмы преследуют современный подход к реставрации пленки. Первая лежит на поверхности: сегодняшняя «реставрация пленки» преимущественно – если не исключительно – дело цифровое. Вторая, куда более каверзная, скрывается под отполированной цифровой поверхностью: реставрация – дело, тщательно очищенное от какого-либо политического надзора, помимо крайне ограниченных сфер технологического, этического и филологического дискурса; дело, глубоко, окончательно и бесповоротно задвинутое в категорию рыночной экономики.

Но слона-то мы – музеи кино, киноархивы, кинолаборатории и исследователи кино – и не приметили.

Недавно один из видных и наиболее ярых сторонников «цифрового прогресса», чтобы отстоять безусловную необходимость в оцифровке нашего кинонаследия – а иначе, как утверждают цифровые пророки, мы рискуем сделать его совсем невидимым, – рассказал группе молодых киноархивистов следующую поучительную историю (чисто гипотетическую).

Один просвещенный учитель из маленького городка где-то во Фландрии хочет организовать для своих учеников показ «Шоа» Клода Ланцмана. Потому что помнить – важно и потому что «Шоа» – один из определяющих культурных артефактов XX века. Таким образом, каждый европейский подросток должен иметь возможность посмотреть этот фильм. Желательно в рамках организованного коллективного просмотра и желательно в кинотеатре – это обязательное условие (особенно в цифровую эпоху и особенно в случае девятичасового фильма) для обеспечения надлежащего внимания.


«Шоа»

Режиссер Клод Ланцман. 1985


«Шоа»

Режиссер Клод Ланцман. 1985


Вскоре наш учитель сталкивается с проблемой. Несколько месяцев назад единственный местный кинотеатр перешел на «цифру» и благополучно избавился от своих 35-миллиметровых проекторов. А так как пленка «Шоа» еще не была оцифрована в 4K и, так уж вышло, достойных DCP пока не существует, наш учитель не может показать фильм, а ученики не могут его посмотреть.

Таким образом, заявил наш видный сторонник неизбежного цифрового прогресса, мы – музеи кино, киноархивы, кинолаборатории и исследователи кино – должны немедленно прекратить поднимать шум из-за оцифровки. Прекратите думать, прекратите сопротивляться, прекратите прокрастинировать и беритесь за работу. Беритесь, наконец, за оцифровку. Потому как это – и мы только что были тому свидетелями – не только наш единственный технологический выбор, но еще и моральный выбор. Моральный выбор с четко прочерченной границей между добром (цифровое просвещение) и злом (аналоговый тоталитаризм).

Нравоучительная история завершилась молчаливым коллективным кивком. Однако вместо единодушного согласия и активного сотрудничества ответы музеев кино, киноархивов, кинолабораторий и исследователей кино должны были быть радикально иными. На эту гипотетическую историю нам следовало ответить в манере апокрифической фразы Марии Антуанетты: если они не могут посмотреть 35-миллиметровую копию «Шоа» – дабы не забывать и обрести политическую сознательность, – покажите им онлайн-видео с геноцидом, который сегодня происходит в Мьянме, Дарфуре и Сирии.