- Говоришь, мы покидаем эту землю, когда приходит назначенный час? – наконец, не поднимая головы, заговорила Баштум скорбным голосом, в котором угадывался затаённый гнев. – Только для Сима этот час назначили вовсе не боги, и, значит, его душа станет лилу: ведь он умер не своей смертью и раньше срока. Я не смогу оставлять на его могиле приношения, ибо бедна. Но я верю, что не меня будет преследовать злобный лилу, а тех, по чьей вине пресёкся жизненный путь Сима.
- Если ты думаешь, что твоего мужа убили, это ещё нужно доказать, – покачал головой Белия, бросив на маленькую женщину недобрый взгляд.
- Помилуй, абу*, разве ж в том можно усомниться? – Баштум вскинула на него сверкнувшие негодованием глаза. – Сима забрал Зер-укин, вершитель правосудия, а замучили его в доме Залилума!
- И кто, кроме тебя, знает об этом? – прищурился Белия. – По твоим словам, за Симом пришли поздним вечером, когда в селении все спали. Стало быть, никто этого не видел, никто не сможет подтвердить твоё обвинение.
- Я могу! – воскликнула Ану-син сквозь слёзы; скорбь по отцу смешалась в её душе с гневом: девочка чувствовала, что Белия пытается выгородить мучителей пастуха.
Белия едва взглянул на неё.
- Баштум, ты же не так глупа, как кажешься, – продолжал он увещевать бедную вдову. – Смерть твоего мужа замнут, и слухи об этом не выйдут за пределы нашей общины. Во-первых, разве можно допустить, чтобы виноватым за гибель пастуха стал Зер-укин, который правит суд в нашей общине от имени справедливого Шамаша? Ведь это набрасывает тень на имя самого бога. Во-вторых, здесь имело место преступное проявление неуважения со стороны пастуха к особе почтенного Залилума. Каждому в общине известно, что Сим был должником Залилума многие годы и что долги вашей семьи росли с каждым месяцем, а погашать их вы не торопились. Так, может, Сим сам пробрался в дом Залилума под покровом темноты, чтобы убить своего ростовщика? К счастью для Залилума, охранявшие его люди оказались проворнее сирийца...
- Это неправда! – вскричала Ану-син звонким от возмущения голосом. – Я была ночью у дома Залилума и слышала, как мой отец кричал от пыток! А увёл его туда яйцеголовый человек с посохом, который, как ты говоришь, правит суд! Только разве для того, Шамаш вручил ему судейский жезл, чтобы по его слову могли безнаказанно убивать раба? Но ведь и раб – человек. У него есть своя судьба.
- Да как же ты осмелилась? – прошипел Белия и, чтобы нагнать на девочку ещё больше страха, сердито стукнул посохом об пол.
- Абу, это всего лишь неразумный ребёнок, – маленькая женщина тут же встала на защиту Ану-син. – Её устами говорит горе и скорбь по отцу...
Белия медленно успокаивался, но в зрачках косых глаз не погасли зловещие огоньки.
- Хочу попросить тебя, абу, – снова, приняв покорный вид, обратилась к нему Баштум, – чтобы ты подождал немного с оплатой за могилу. Зерна у меня совсем мало осталось. Отдам тебе – и нам с дочкой будет нечего есть.
Белия сердито погладил свою широкую, увитую шнурами, с нанизанными на них пёстрыми бусинами, бороду.
- Нет, Баштум, ты мне уже должна два сикля* за пол-суту* кунжутного масла. За могилу и дня ждать не буду.
- Абу, я женщина бедная. Нет у меня сейчас таких денег. Подожди до следующего урожая: теперь, когда с нами нет нашего кормильца, я наймусь батрачить к Ахуни.
- Не заплатишь – не буду хоронить!
