– «Проклятый мерзавец», – прокурорский работник едва сдерживался, чтобы здесь и сейчас не начать избивать заключенного, притом вопреки непрерывному ведению видеосъемки: до такой степени он был подвержен справедливому отцовскому гневу, – если с ним что-нибудь случится – ты никогда отсюда больше не выйдешь!
Служитель Фемиды резко поднялся с привинченного стула и, продолжая то бледнеть, то краснеть, то покрываться пунцовой окраской, направился к двери, а схватившись за ручку, услышав брошенную ему вслед фразу: «Напугал кота мышами!» Он хотел вернуться назад, чтобы дать выплеск охватившему гневу и самолично начать избивать не в меру зарвавшегося (возомнившего о себе Бог весть что) человека, однако служебная этика, долгие психологические тренинги и личная выдержка сделали необходимое дело, и мужчина, все же сдержавшись, решительно вышел из комнаты для допросов, обозначив возникшее отношение, лишь громко хлопнув металлической дверью.
***
Одним днем ранее… Зецепин Игорь Вениаминович, согласно установленного в СИЗО служебного распорядка, заступил на суточное дежурство, предполагавшее оперативную разработку содержавшихся там преступников. Молодой человек, едва достигший двадцатисемилетнего возраста, при высоком росте, он не выделялся особой мускулатурой, но тем не менее был сравнительно сильным; лицо его не выглядело каким-то уж примечательным и выделялось голубыми глазами и чрезмерно курносым носом – признак излишнего любопытства; волосы были настолько светлыми, что им бы позавидовала любая блондинка. Останавливаясь на его тяге к излишней осведомленности, стоит отметить, что именно чрезмерное любопытство привело его несколько лет назад к одной неприятной ситуации, где окончанием вполне могло стать расставание с жизнью – и вот именно тогда ему помог уладить щекотливое дело небезызвестный Джемуга, вызвавшийся стать посредником между ним и его оппонентами; с тех пор оперативный сотрудник охранно-конвойной службы находился у всемогущего покровителя на «постоянной зарплате» и, преданный ему заблудшей душой и всем благодарный сердцем, готов был ради великодушного благодетеля на любые жертвы, даже самые рисковые и крайне непопулярные для сотрудников внутренней службы. Наверное, не станет удивительным, что, как только ему представилась такая возможность, он был у камеры опаснейшего преступника, с которым было запрещено видеться кому бы то ни было, не исключая и рядовых конвоиров; однако Зецепин являл собой полное исключение, так как он носил офицерский чин, выделялся среди сослуживцев рвением, усердием, успел дослужиться до звания старшего лейтенанта, а занимая в специализированном учреждении должность оперуполномоченного, в силу прямых служебных обязанностей, был просто обязан проводить с заключенными оперативно-профилактическую работу; как раз под весомым прикрытием сотрудник и зашел поздним вечером, причем далеко уже после отбоя, в камеру некогда доброжелательного спасителя, теперь же многоуважаемого наставника.
– Садись, «брат», – обратился преступник к посетившему человеку, указывая на нары, что оказались с ним рядом, – хорошо, что ты нашел время и посетил меня в столь тягостный момент моей жизни. Мы можем сейчас поговорить откровенно? Я имею в виду – не слушают ли нас случайно?
– Да, – кивнул молодой человек головой, обозначая согласие; в отличии от собеседника, никак не выдававшего нахлынувших эмоций, он легонько дрожал от нервного возбуждения, – можно говорить совершенно спокойно: наш разговор останется нашей тайной.
