Центр жестокости и порока - страница 29

Около четырех часов утра, объяснив на службе, что ему необходимо проверить важную оперативную информацию, Зецепин оставил расположение мест досудебного заключения и, учитывая важность полученного задания, отправился прямиком к дому опаснейшего преступника, подмявшему под себя мирное население покорного города. К удивлению, Барун встретил его достаточно бодрым, словно бы только и ждал, когда же ему принесут весть, поступившую от главного босса; вообще, у всех, кто его знал, создавалось впечатление, что он никогда не отдыхает и все время несет «нелегкую службу», направленную на улаживание щекотливых дел, постоянно возникающих в связи с родом деятельности его криминального руководителя и единовременно ближайшего друга.

– Чего в такую рань? – спросил он недоверчивым голосом, еще не зная об истинном предназначении «продажного опера» и относившийся к похожим личностям, как к самым непримиримым и заклятым врагам. – Не боишься, «мусор», приходить сюда ночью, да еще и один? Или ты, может быть, скажешь, что не знаешь, в чей пришел дом, и что таких, как ты, и в том числе тебе подобных, здесь особо не жалуют?

– Я не собираюсь выяснять с тобой отношения, – резко оборвал его Игорь, точно так же не испытывавший предрасположенности ко всем остальным преступникам, кроме, так сталось, единственного Джемуги, – я принес тебе весточку от ближайшего друга, и всё, что мне необходимо, так передать ее тебе лично в руки, а потом отправиться восвояси.

Заканчивая не ёмкую фразу, тюремный оперативник протягивал небольшой клочок бумаги, переданный ему влиятельным заключенным. Не изменившись в лице, а выразив возникшее недоверие медленным протягиванием руки, Барун принял предназначенную ему записку и легким кивком головы «разрешил» незваному гостю – пока! – удалиться; тот не преминул сразу же воспользоваться сделанным предложением, бандит же, развернув жалкий, невзрачный «огрызок», прочел, единственное, два слова и улицезрел многозначительный знак многоточия: «Прокурорский сынок…»

***

Замаров Эдуард Дмитриевич недавно достиг шестнадцатилетнего возраста и выглядел физически развитым и очень привлекательным человеком; не стоит говорить, что, обладая выразительной внешностью и общественным положением «влиятельного папочки», он верховодил в чрезвычайно престижной гимназии (где изволил проходить обучение по настоянию обоих родителей) сначала всеми детскими играми, а впоследствии и юношескими забавами, и всей молодежной тусовкой; кроме всего перечисленного, он развивался немного быстрее менее значимых одногодков, что создавало ему еще больше дополнительных преимуществ. Лицом он был похож на отца и выдался необычайно красивым; здесь было все: и голубые глаза, выглядевшие настолько глубокими, что казались попросту бесконечными, и прямой аристократический нос, и тонкие, практически бесцветные губы, выдававшие типичные признаки наглости и, как неотвратимое следствие, непримиримой бескомпромиссности, и гладкая кожа, сверх меры бледная, никогда не знавшая загара, и приятные, почти девичьи, ровные очертания, и белокурые волосы, от природы кучерявые, а также больше обычного длинные – в общем, всё, что только могло ему давать преимущество над остальными, намного меньше одаренными природой, товарищами.

В тот злополучный день он, как и обычно каждое утро, вышел из дома в половине восьмого и направился прямиком к иностранной машине, припаркованной во дворе многоквартирного элитного дома (здесь может показаться удивительным – как шестнадцатилетний юноша умудряется без водительских прав свободно ездить по городу на транспортном средстве? – однако в данном случае не стоит забывать, в какой должности состоял его отец, носивший чин самого главного прокурора города). Одет он был по осенней, октябрьской, погоде, а именно: в коричневую кожаную куртку, синие джинсы и яркую футболку разноцветных окрасов. Еще у самого подъезда парня встретил отвратительный тип, отличавшийся неприятной наружностью и источавший крайне омерзительный запах; одет он был в грязные, поношенные, по большей части разваливающиеся, лохмотья и всем отталкивавшим видом вызывал огромное отвращение и полнейшую антипатию; с другой стороны, внешний вид выделялся внушительным ростом и такой же фигурой, пока еще не исхудавшей от постоянных невзгод и неотступных лишений, а равно густой бородой и курчавыми волосами, выдававшим человека без возраста и имевшими характерную пепельную окраску.