– Древние знания были потеряны или запутаны. Когда пришли норманны, те, кто избран вести нас, становились слабыми и нерешительными. Семьи рода больше не следовали пути, и чистые седьмые дети редки. Это просто случайность, что тебя оберегали. Твоя семья погрязла в невежестве, которое оказалось благословенным. Если бы они помнили правду, они могли бы задушить тебя при рождении.
Глэдис недоверчиво выдохнула, но сестра Уэнна сказала:
– Брескары из тех, кто считает войну удачной возможностью, а не проклятием, но, по счастью, они видели преимущество в традиции отдавать седьмого ребенка церкви. Ты родилась, когда разразилась война, и у них не было необходимости в еще одной дочери, так почему нет? Возможно, твои молитвы приведут их на сторону победителей.
Глэдис хотела возразить против такой характеристики ее семьи, но не смогла.
– Они никогда не просили меня молиться за мир, – призналась она. – Только за победу над врагом или за погибших и покалеченных.
– Но ты тем не менее молилась за мир.
– Всегда.
Сестра Уэнна кивнула:
– Как я сказала, седьмых детей не оберегали, так что мало кто подходит, и было необходимо ждать, пока ты достигнешь женской зрелости.
– Я достигла ее три года назад, – сказала Глэдис. – Почему меня не призвали тогда?
Взгляд запавших глаз старой монахини дрогнул.
– Были причины, – пробормотала она.
Прежде чем Глэдис успела спросить о них, сестра Уэнна сказала:
– Но теперь я решила, что время колебаний прошло. – Она выпрямилась больше, чем на вид было возможно, и протянула руку. – Я пришла сюда, Глэдис де Брескар, чтобы призвать тебя. Победишь, и воцарится мир. Проиграешь, и эта земля, а возможно, и весь мир, будет осуждена на горькую печаль.
– В чем проиграю? – вздрогнула Глэдис.
– В поисках Святой чаши.
– Но я не знаю, где она!
– Тебе только нужно следовать за вороном и золотой тропой.
Глэдис прижала руку к гудящей голове. Возможно, все это очередная греза.
– Я не могу уйти. Вы это знаете. Это не позволят.
– У тебя не будет трудностей, – сказала сестра Уэнна, снова согбенная и прозаичная. – Роузуэлл хорошо послужил своей цели, но это время кончилось.
– Какой цели?
– Хранить твою девственность. Это не обязательно для всех монахинь, увы, но в Роузуэлл испортить тебя могло только чудо. Вот почему здешний монастырь так устроен, – добавила она. – Чтобы оберегать дев чаши. Ты готова?
– К чему?
– Уйти, искать, действовать!
– Я не могу уйти! – крикнула Глэдис.
– Ты должна! – каркнула сзади старуха. Это был бы вопль, если бы она была способна на это. – Мы боролись за то, чтобы принести мир…
– Кто это – «мы»?
– …но он снова и снова рушился в наших руках. И теперь маячит настоящая угроза.
Старая монахиня замолчала, возможно, обдумывая, сказать ли больше.
Глэдис не могла это вынести.
– Какая угроза?
Что может быть хуже того, что творится?
– Есть другая древняя линия, столь же старая и могущественная, она черпает свою силу в крови, боли, смерти и горе. Их власть расцвела за восемнадцать лет распрей, эта ветвь стала настолько могущественной, что украла Святое Копье у тамплиеров.
У Глэдис голова пошла кругом.
– Святое Копье, которым пронзена была плоть Господа нашего при распятии? Оно еще существует?
– Да, оно не так почитаемо, как Святая чаша. Копье существует в этом, земном царстве и сохраняет свою воинственную натуру, его еще называют Копье Всевластия. В неверных руках оно воспламеняет гнев и ярость, ведет людей к войне. Сейчас оно в руках Эсташа Булонского, презренного сына короля Стефана. Никем не сдерживаемый, он будет использовать Копье, чтобы продолжать войну.
