Он разлил кофе по двум чашкам. Своей – черной, матовой, строгой формы. И ее – нелепой, пузатой, с дурацким рисунком кота в скафандре, который летел верхом на комете. Это была его первая покупка для их общей квартиры. Он нашел ее на блошином рынке в Старом городе, и она пищала от восторга, как ребенок.
– А ты? «Снова спасаешь мир в своей секретной лаборатории?» – спросил он, протягивая ей чашку.
Элара работала в R&D отделе корпорации «Нексус», в подразделении, которое занималось чем-то настолько сложным, что даже его названия звучали как заклинания: «Когнитивная архитектура», «интерфейсы нового поколения», «оптимизация коллективных баз данных». Он знал лишь в общих чертах, что ее команда пытается создать новый тип нейросети, основанный не на индивидуальном сознании, а на коллективном. Сеть, которая могла бы объединять мысли и опыт тысяч людей в единый, самообучающийся организм. Звучало внушительно, утопично и немного жутко.
Она редко говорила о работе, ссылаясь на подписку о неразглашении, от которой не спасла бы даже его любовь. Но иногда, поздно ночью, он просыпался и видел свет от ее терминала. Она сидела, сгорбившись, и рисовала в своем электронном блокноте сложные, похожие на фракталы диаграммы, и ее глаза горели тем огнем, который бывает только у гениев или у безумцев. Каэл так и не решил, к какой категории она относится.
– Что-то вроде того, – она взяла чашку и осторожно отпила его «ведьмино зелье». Сморщилась, но сделала еще глоток. Она всегда так делала, словно это было одолжение ему. – У нас сегодня большой прорыв. Или большой провал. Грань, как всегда, тонкая. Мы запускаем основной протокол. Первая симуляция «Анамнезиса».
Она произнесла это слово – «Анамнезис» – почти шепотом, с каким-то священным трепетом.
– Если все получится, это изменит все. Способ, которым мы учимся, общаемся, помним. Представь, Каэл, – она посмотрела на него, и ее глаза заблестели, – тебе больше не нужно будет копаться в пыльных архивах. Ты сможешь просто… подключиться и почувствовать. Почувствовать, каково было быть инженером на «Гелиосе» сто лет назад. Пережить его воспоминания, его опыт.
– Звучит как способ сойти с ума, – пробормотал он. – Я предпочитаю, чтобы мои воспоминания оставались моими. А чужие – за толстой стеной шифрования.
Она вздохнула. Это был их вечный спор. Его аналоговый консерватизм против ее цифрового радикализма.
Она поставила чашку и снова посмотрела на него, и на этот раз ее взгляд был серьезным, лишенным утренней игривости.
– Каэл. Если… если сегодня что-то пойдет не так…
– Эй, – он прервал ее, поставив свою чашку и взяв ее лицо в ладони. Кожа у нее была теплой и гладкой. Он заставил ее посмотреть ему в глаза. – Все пойдет так. Ты – самая умная женщина, которую я знаю. Ты можешь переписать законы физики, просто нахмурившись. Твой «Анамнезис» будет работать.
Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз. В них была тревога, глубокая, темная, которую он раньше не замечал. Или не хотел замечать.
– Просто… помни, что я люблю тебя, – прошептала она. Ее голос дрогнул. – Помни это. Несмотря ни на что. Обещаешь?
– Обещаю, – он поцеловал ее. Сначала в губы, потом в ее любимые веснушки на переносице. – Я тебя тоже люблю. Больше, чем настоящий кофе.
– Это серьезное заявление, – она рассмеялась, и напряжение, казалось, спало. Она снова стала его Эларой. – Ладно, мне пора. Великие дела не ждут.
