– Как тебе удается запомнить все это? – поинтересовался Марк.
– Это моя работа и смысл жизни, – просто ответил Нубий.
– Скажи, сколько лет ты уже служишь моему дому?
– Двадцать восемь, господин.
– Откуда так хорошо знаешь римское письмо и счет?
– Мой первый хозяин, Тит Помпоний Аттик, тратил довольно много денег на обучение рабов, чтобы затем продать их подороже.
– Но все эти годы ты не мог жить только работой. Должны быть какие-то еще интересы, семья, наконец. Любой мужчина мечтает держать на руках своих сыновей.
Марк и сам не знал, зачем затеял этот странный разговор, но не мог или не хотел остановиться.
– Нет! – воскликнул громче, чем положено Нубий и тут же склонил голову, приготовившись испытать гнев господина, но тот молчал, побуждая его продолжать. – Сын раба будет рабом, а это последнее, что мог бы пожелать отец своему ребенку.
– Скольких рабов пожелал отпустить мой отец перед смертью? – продолжил Марк, будто не заметил внезапной вспышки возмущения, которую позволил себе обычно спокойный писец.
– Ни одного. Он посчитал бы это бессмысленным расточительством.
– Что ж, значит, за него это сделаю я. Дай бумагу.
Четким убористым почерком Марк написал несколько строчек, поставил печать и подпись. Он протянул свиток рабу со словами:
– Готовь фетровую шапку[2] и найди уже жену. Негоже мужчине быть одному.
Дрожащей рукой Нубий взял бумагу. За годы службы у Тита Флавия Севера он привык к жестоким шуткам своего господина, но никак не ожидал увидеть следующее:
«За честную и преданную службу я, сенатор и легат Марк Флавий Сцевола, дарую свободу верному Нубию».
– Господин!
Мужчина упал на колени. Спазм сдавил его горло, и он не мог ничего более вымолвить.
– Встань, Нубий Флавий[3], свободный человек не должен стоять на коленях! И все же мне не хотелось бы совсем отпускать тебя. Возможно, ты захочешь остаться в моем доме под моим патронатом[4].
– Почту за честь, господин! – воскликнул Нубий, поднимаясь с колен.
– Тогда выслушай мою первую просьбу. Когда-то ты учил письму меня, а затем моих дочерей. Я хочу, чтобы ты занялся обучением Летиции, девочки, что приехала со мной. Она хорошо говорит на латыни, но писать абсолютно не умеет.
– С удовольствием! – ответил последний. – Думаю, через несколько дней мы сможем начать.
– Хорошо. Можешь идти.
Нубий поклонился и вышел. Он вошел рабом в таблинум, а вышел свободным человеком. Это ли не чудо? Судьба, которая когда-то лишила его Родины, семьи, превратила в раба, вновь сделала крутой поворот. Хотя, почему судьба? Последним переменам он обязан исключительно одному человеку, которому намерен служить верой и правдой до конца своих дней. Он шел через атриум, вдыхая полной грудью, будто впервые почувствовал запах весенних цветов, услышал шелест ветра, увидел красоту мира.
Идиллию разрушил громкий крик. Напротив него стояла девочка в мужской одежде, взирая на него испуганными глазами. Шум привлек внимание Сцеволы. Он вышел из таблинума. Девочка бросилась к нему мимо застывшего статуей Нубия.
– Господин, кто это? Что с ним случилось? Это человек или дух?
Вопросы сыпались как из рога изобилия. Легат непонимающе взглянул на нее, а потом громко рассмеялся.
– Это человек, – ответил он мягко, – обычный человек. Он родился далеко за морем, в Африке. Палящее солнце окрасило его кожу в черный цвет. Его зовут Нубий, а еще он будет твоим учителем, если, конечно, не передумает после всего этого.
